Избранное. Теология культуры - стр. 8

бытие) есть чистая реальность и, следовательно, божественно. Мы всегда видим его, но не всегда замечаем, подобно тому как мы все видим в освещении, не всегда замечая свет сам по себе.

Согласно Августину и его последователям, verum ipsum есть также bonum ipsum, потому что ничто меньшее, чем предельная сила Бытия, не может быть предельной силой блага. Никакое изменяемое или обусловленное благо не в состоянии преодолеть страх, что оно может быть утрачено. Лишь в Неизменном может быть найдено prius всякого блага. По отношению к esse ipsum невозможно различие между познаваемым и желаемым, так как разделение функций предполагает разделение субъекта и объекта.

Августинову традицию можно справедливо назвать мистической, если мистика определяется как опыт тождества субъекта и объекта в отношении к Само-Бытию. Майстер Экхарт пользуется терминами, близкими к нашим понятиям «незнакомец» (чужой) и «отчуждение»: «Нет между Богом и душой ни чуждости, ни отдаления, поэтому душа не только равна Богу, но она… то же самое, что Он». Это, конечно, парадоксальное утверждение, о чем знали Экхарт и все мистики, ибо для того чтобы утверждать тождество, следует предположить наличие элемента нетождественности. Это – решающий момент онтологического подхода.

Именно исходя из этого следует понимать онтологический аргуент в пользу существования Бога. Это не аргумент, и он не касается существования Бога, хотя часто и выражается в этой форме. Это рациональное описание отношения нашего разума к Бытию как таковому. Наш разум предполагает principiа per se nota, принципы, имеющие непосредственную очевидность, когда бы они ни упоминались: трансценденталии[1], esse, verum, bonum. Они образуют Абсолют, в котором различие познающего и познанного не имеет места. Этот Абсолют как принцип Бытия имеет абсолютную достоверность; это необходимая мысль, потому что есть предпосылка всякой мысли. «Божественная субстанция познается таким образом, что она не может быть понята как несуществующая», – говорит Александр Гэльский. Тот факт, что люди отворачиваются от этой мысли, основан на индивидуальном дефекте, а не на сущностной структуре ума. Ум способен отвратиться от того, что ближе всего к основанию его собственной структуры. Это – нерв онтологического довода. Однако Ансельм, исходя из своего эпистемологического реализма, трансформировал primum esse, первичное бытие, в ens realissimum, реальнейшее сущее, принцип – в универсальное существо. Это сделало его уязвимым для критики, начиная от Гаунило и Фомы Аквинского до Канта, которые справедливо отрицают, что есть логический переход от необходимости Бытия как такового к высшему бытию; от принципа, который лежит за пределами сущности и существования, к тому, что существует.