Избранная и беглец - стр. 10

Оллин пощелкал переключателями. Он все не мог нарадоваться, что в свое время у него хватило ума накачать себе программ-нейротренажеров, а потом обучиться на них не только управлению небольшим кораблем, но и основам информационных операций, и некоторым приемам рукопашного боя. Нейротренажер обеспечивал полное погружение в действительность. Даже пинки, получаемые от врагов, потом неделями ныли и сходили уродливыми сизыми пятнами.

А теперь вот – хвала милосердной Лакшми – все это пригодилось.

Единственное, пожалуй, что немного беспокоило Оллина, так это отсутствие денег. Рано или поздно ему придется дозаправлять корабль. Не будет же он торчать на этой планетке, населенной примитивами, всю жизнь? Впрочем, нужно поискать. А вдруг кто-нибудь оставил карточку с федеральными кредитами?

Между тем корабль едва ощутимо задрожал, входя в плотные слои атмосферы. Где-то загудели генераторы охлаждения, зашумели тормозные двигатели. Поверхность Эрфеста стремительно приближалась. Зелено-синяя, чистая, как будто умытая. Уже перед посадкой Оллин заметил, что верхушки деревьев колышутся легкими волнами. Это означало, что там, снаружи, ветер. И отчего-то снова кольнуло застарелой болью. Там, где его держали, никогда не было ветра. Была только упругая теплая медуза с великолепным интеллектом. Аси. Видение, ком обугленного силикона с дрожащими проводками и тонкими пружинками, намертво впечаталось в сетчатку, и Оллин с тоской подумал о том, что вот – садится он на незнакомую, но хотя бы невраждебную планету, а сердце все равно ноет, и ноет противно, и руки вспоминают прикосновения к мягким ребристым щупальцам. Воспоминания въелись намертво, не вытравить их, не стряхнуть в дорожную пыль. И глазам горячо и больно, щиплет их противно, а из горла рвется тоскливый вой.

«С ума сошел, – вяло ворочались мысли под стенками черепа, – ты наконец свободен. Чего теперь разнылся? Ассистента пожалел? Так ему даже больно не было».

Но какая-то иррациональная часть сознания нашептывала, что – было. Потому что если Аси не мог ничего чувствовать, то не гладил бы по голове плачущего мальчугана, осторожно и трепетно обнимая щупальцем за плечи и прижимая щекой к холодному овальному экрану.

Лес, холм надвинулись на панорамное окно почти мгновенно.

Корабль выпустил посадочные упоры, и шум двигателей стал глохнуть.

Полет окончился.

…Добропорядочные жены не убегают от мужей в лес. Добропорядочные жены предпочитают терпеть побои и прятаться по пыльным углам, словно крысы. И ведь на самом деле неясно, что хуже – несколько свежих синяков и выбитые зубы или Про́клятые, что тенями бродят среди старых дубов.