Размер шрифта
-
+

Из-под палочки - стр. 48

— Министр-хон, — обратился к нему хозяин. — Как думаете, стоит их пригласить на площадку?

Он кивнул вправо от печки, где под стеной кухни часть пола была приподнята, а с потолка вместо обычных фонариков свисало что-то больше похожее на софиты. Эндан понимал, что выпускать двух нетрезвых женщин на сцену — это напрашиваться на проблемы, но… сердце его дрогнуло. Алиса не могла просто достать наследие брата из ящика. Кто знает, когда у неё в следующий раз будет возможность соприкоснуться с его творениями?

— Давайте, — выдохнул Эндан.

Хозяин отошёл, и через пару минут над маленькой сценой вспыхнул яркий, приглашающий свет. На металлическом столике у края поблёскивали золотистые микрофоны-прищепки.

— О, пошли, — обрадовалась Хотон-хон. — Стоя удобнее.

Алиса с трудом встала с подушек и чуть не запнулась за угол стола — Эндан дёрнулся было её подхватить, но она справилась и взобралась на сцену, всё в том же концертном тёмно-красном платье. Диль Яргуй остался на подушке: в трактире было жарко, особенно так близко к печке. Хотон-хон тоже сбросила верхний диль и осталась в тонком шёлковом нижнем, но у неё хотя бы были длинные рукава и высокий воротник, а вот Алиса сверкала на весь трактир голыми плечами, порозовевшими от жары. С такого расстояния Эндан никак не мог бы разглядеть веснушки, но ему всё равно казалось, что он их видит, что они позолотой разлетаются в воздухе от каждого резкого движения своей хозяйки и создают вокруг неё светящийся ореол. Он протёр глаза.

Песня, которую женщины выбрали, не помогала. Они договорились перед началом, так что теперь Хотон-хон что-то непонятное шептала в свой микрофон, создавая ритм, а Алиса, допив своё вино, начала с тихих жалоб на жизнь, подняв плечи к ушам и вцепившись руками в чашечку. Однако с каждой строкой голос её креп, голова поднималась, и вскоре её нежный, с хрипотцой тон затопил весь зал. Её голос был совсем не таким, как у брата. Тот пел, как будто выделывал акробатические трюки или завязывал языком хвостик от вишни, он плёл кружево, рисовал узор — по линеечкам и клеточкам того, что, наверное, было земной музыкальной наукой. Он делал это виртуозно, с пируэтами и сальто, он позволял себе уместную небрежность и обращал в свою пользу законы и ожидания.

Голос Алисы был дикарём. Он подхрипывал и врезался в уши наточенным лезвием, он стелился степной травой и вился лозой по старому забору, тянулся к небу. Он то пропадал, то вновь появлялся, уцепившись репьём за этот мир, когда казалось, что вот-вот рассыплется кашлем. Наконец на последнем припеве Алиса раскинула руки, и звук из неё полился чистый, пронзительный и такой настоящий, словно он был её последним оружием в битве за жизнь. Хотон-хон застыла с раскрытым ртом и забыла бормотать свою ритмичную скороговорку.

Страница 48