Из песка и пепла - стр. 7
– Я скучаю по маме.
Сердце Евы подпрыгнуло от изумления. Он заговорил с ней! По-итальянски! Ева знала, что Анджело понимает обращенную к нему речь, но думала, что говорит он только по-английски, как и полагается американцу.
– А я свою маму не помню. Она умерла, когда мне было четыре, – сказала Ева, надеясь, что беседа на этом не прервется.
– Ты совсем ничего не помнишь? – спросил Анджело.
– Ну, папа мне кое-что рассказывал. Она была австрийкой, а не итальянкой, как он. Ее звали Адель Адлер. Красиво, правда? Я иногда люблю выводить ее имя лучшим почерком. Мне кажется, так могли бы звать какую-нибудь американскую звезду кино. Она даже немного была похожа на актрису. Папа говорит, это была любовь с первого взгляда.
Конечно, это была пустая болтовня, но Анджело смотрел на Еву с интересом, и она решила продолжить.
– Когда папа впервые встретил маму, он был в Вене по делам, продавал бутылки для вина. У него свой стекольный завод – ну, ты знаешь. Так что он продает бутылки всем винодельням. А в Австрии очень хорошее вино. Папа однажды дал мне попробовать. – Ева решила, Анджело должен знать, насколько она искушена в жизни.
– Она тоже играла на скрипке? – спросил Анджело нерешительно.
– Нет. Мама ни на чем не играла. Но она хотела, чтобы я стала великой скрипачкой, как мой австрийский дедушка. Он был очень, очень знаменит. Ну, или так говорит дядя Феликс. – Ева пожала плечами. – А какой была твоя мама?
Анджело не отвечал несколько секунд, и Ева подумала, что он так и вернется к своему обычному молчанию.
– У нее были темные волосы, как у тебя, – прошептал он наконец. Затем медленно вытянул руку и коснулся ее волос. Ева затаила дыхание; пальцы мальчика скользнули по длинному локону и снова упали.
– А какого цвета у нее были глаза? – спросила Ева мягко.
– Карие… Тоже как у тебя.
– И она была красивая, как я?
В этом вопросе не было кокетства: Еве постоянно твердили, что она красавица, и она привыкла воспринимать это как должное.
Анджело склонил голову к плечу, задумавшись.
– Наверное. Для меня – была. И она была мягкой.
Последнее слово он произнес по-английски, и Ева наморщила нос, не уверенная, что поняла правильно.
– Мягкой? Soffice или grassa?
– Нет. Не grassa. Не толстой. Просто все в ней меня успокаивало. Она была… мягкой.
В этом ответе звучали такие мудрость и зрелость, что Еве оставалось только хлопать глазами.
– Но… твоя бабуля тоже мягкая, – заметила она наконец, просто чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Да, но иначе. Бабуля все время суетится. Пытается сделать меня счастливым. Окружить любовью. Но это не то же самое. Мама