Из грязи в князи - стр. 23
Закрытое платье бежевого цвета чуть ниже колена, точëные ножки и девичью фигуру без недостатков я рассмотрел, ещё забегая в класс. В нашем юном возрасте что девочки, что мальчики мечтают о сказочных принцессах и принцах — она была воплощением всех влажных, ночных фантазий юношей со взором горящим. Смотрит на меня, чуть приподняв идеально вылепленную левую бровь, силясь понять, пришёл ли я в себя, после того как подавился. Или всё ещё при смерти.
Задумался, забавно вышло. Я ведь на самом сословном дне, ниже меня в лицее никого нет. На месте директора я бы послал такого мешающего кашлюна на фиг… в кабинет медика, в лучшем случае с одноклассником. С наказом проводнику вернуться сразу обратно, а меня оставить там, чтобы не отсвечивал. С одной стороны, избавился бы от меня, как от назойливой мухи, с другой — проявил видимую заботу и участие при чужих глазах. И только дальнейший ход событий показал, что именно я был нужен Леониду Ильичу, поэтому всем пришлось терпеть мои выкрутасы, длившиеся отнюдь не полминутки времени.
— Голубчик, Игорь Батькович, — раскудахтался Леонид Ильич, обращаясь ко мне. Директор тоже был красным, как и я, но в отличие от моих симптомов, у него было что-то другое: почему-то мужчина, облечённый властью, сильно нервничал. — Вы там живы? Я как раз расхваливал вас нашей гостье. Какой вы у нашего лицея молодец. Сейчас у нас урок литературы же? Марфа Васильевна, прошу, что вы там сегодня задавали деткам?
И Марфа Васильевна дала жару, впервые в жизни наградила меня улыбкой, похожей на оскал голодной акулы:
— Продекламируйте, мой свет, что-нибудь из Илиады, творения нашего всего — Шекспира Александра Сергеевича!
Кажется, у бабушки ролики за валики заехали, а крыша поехала окончательно. Трёх разных авторов перепутала.
— Гомера на древнегреческом не знаю, лишь в переводе. Из Шекспира на языке оригинала знаю несколько виршей... скорее, несколько сотен. Ту би ор нот ту би, зат из зе квешчин! Пушкина тоже прекрасно помню, чего изволите? — выпалил я на одном дыхании, поклонившись красавице, постепенно переходя из свекольного цвета в благопристойный вид.
Не дожидаясь согласия опешившей публики, я сначала прочитал немного Одиссею и Илиаду. Пыль в глаза, я знал оттуда не так уже и много, но специально заучил чуть-чуть, чтобы блеснуть эрудицией, а точнее, бисером перед свиньями. Всё равно не оценят. Потом взялся процитировать немного Гамлета на английском — это единственный иностранный язык, который мне был знаком. Но знал я его чисто в рамках местной усиленной школьной программы, зато на отлично. После всего этого решил добить красавицу, минут пять декламировал, проникновенно глядя в янтарные очи девы, пушкинские четверостишья о любви. Акцентируя, где надо, правильные моменты: «Я вас любил: любовь ещё, быть может», «Я помню чудное мгновенье, Вкус земляничного варенья» и прочую лабуду для влюбчивых натур не от мира сего.