Из грязи в князи 2 - стр. 49
Не сказать, что брак был мезальянсом — неравный брак между людьми слишком разного социального положения, — но что-то похожее прослеживалось. Мамка из столбового, потомственного дворянства была явно себе на уме. Если она слушалась папаню, то постоянно фыркала, ставила под сомнения слова главы семьи.
Всю эту подноготную я узнал чуть попозже, когда вклинился в новый для себя семейный, дружный коллектив Троекуровых. Но и подкаблучником здоровяка Павла Павловича тоже не назвать, если надо мог приложить кулаком об стол, показывая кто тут хозяин и всех содержит. Видимо, у четы Троекуровых сохранился паритет, пока отец дома он главный над детьми, а как в отъезде, так сразу Елена Борисовна потакала деткам и портила своим воспитанием. Последнее по мнению Пал Павловича, конечно. Мол, «королевичам» всё позволительно. Вот и выросли Лена с Ваней капризными, зажравшимися недорослями. Особенно я-Иван, конечно.
К моменту женитьбы молодой Пал Палыч был Претендентом в Высшее Сословие, но видимо так и не дождался официального статуса, став боярином через жену Елену Борисовну. Вполне себе логичный и умный ход, я бы поступил так же. Нет, тут никакого уничижения мужского начала, унижение патриархальных традиций и иного сексизма. Любая даже самая распоследняя женщина или никчёмный мужчина априори выше каждого, кто сословием ниже. То есть моя новая мамаша и её фамилия выше папаши. И нет в том никакого позора перейти на более именитую фамилию, стать примаком.
Насколько я знаю та же Мартьянова Софья Семёновна является дочерью Претендента на дворянское достоинство. Семён Мартьянов (отчества его мне неведомо) мужчина уже в возрасте, но так и не стал боярином. Ничего живёт, «мучается» Одарённый в богатстве, что так и не аристо. А мой новый папашка — хитрый и ушлый тип, не чета некоторым гордецам. Стал дворянином и с гордо поднятой головой с высока поплёвывает на всякий сброд из сословий пожиже.
Говорят москвичи и питерцы такие же, нет не коренные, те как раз нормальные, а именно недавно или в первом поколении поселившиеся в стольных градах. С презретельным апломбом, через губу общаются с только что «понаехавшими», хотя сами не более чем «понаоставашиеся».
* * *
Теперь уже и моё фамильное поместье было двухэтажным домом среднего размера, тускло-жёлтого цвета с красным черепицей на покатой крыше. Здесь по обе стороны местечковой «Рублёвки» располагались многочисленные однотипные домишки энской знати. Наверное, где-то тут жили столь ненавистные мне Рязановы, слава Богу, разгромленные полковником лже Исаевым. Слуги в доме всё-таки были. Первый — охранник-вахтёр в годах на воротах. Второй — водитель, что привёз нас из больницы. Третьим вышел из парадных дверей поместья чопорный мужчина в чёрном костюме. Он открыл дверцу автомобиля перед отцом и слегка поклонился ему. Судя по важному виду последний был здесь что-то вроде главного, мажордом какой или камердинер.