Ивушка неплакучая - стр. 28
– Известное дело – Угрюмовы, – посочувствовал Тишка и предложил: – Давай, Епифан, и мы споем.
После некоторого колебания Пишка согласился:
– Давай.
Певческие возможности приятелей, как известно, были крайне ограниченны. Сказать, что у обоих решительно не обнаруживалось никакого музыкального слуха, это еще ничего не сказать. Катастрофически мал был запас самих песен. В сущности, кроме «Хаз-Булата» да «Располным-полна коробочка», у них было еще по одной лишь песне, из которых каждый помнил по два-три слова – не более. Тем не менее Тишка запел:
Пишка не знал ни мотива этой Тишкиной песни, ни этих ее слов, а потому и запел свою собственную:
Феня, держа заколки в зубах и одергивая на литом, мокром теле липнущее платье, зло сказала:
– Будь дома Филипп Иваныч, небось сторонкой обошли бы нас, кобели несчастные!
– Это уж так, подруженька моя дорогая, – как бы сокрушаясь вместе с Фенею, сказала Маша. – Теперя ты держись, будут приставать. Ты ить распечатана…
– Дура! – оборвала ее Феня.
– Не серчай, я ить правду говорю. Держись, Фенька! Мужики любят молодых одиноких бабенок. Лучше уж не выглядывай по ночам.
– Ну, хватит об том. Чего заладила?
Феня смягчилась вдруг, обняла подругу и почему-то крепко поцеловала. Сказала, расчувствовавшись:
– Одна ты у меня осталась, Машуха!
На противоположном берегу, против сада, появился Павлик, резко взмахнул пастушьим кнутом, извлек из него оглушительно звонкий, трескучий хлопок. Берега реки и лес многоголосо ответили ему, точно передразнивая, таким же звонким и трескучим эхом. Павлику это понравилось, и он взмахнул еще раз. Но кнут не издал хлопка, змеею обвился вокруг худенького тела пастушонка, концом хвоста, сплетенным из конских волосинок, обжег щеку, оставив на ней косой лилово-красный след. Павлик даже не хмыкнул, только, будто разозлясь на кого-то, изо всех сил заорал:
– Феня-а-а! Тятька домой зовет!
– На кой? – по-мальчишески отозвалась Феня.
– Тетка Авдотья приехала. Сейчас у нас! И Авдей тоже! Ну, ты скорей!
Павлик опять хлопнул кнутом и ушел. А Феня не могла стронуться с места. Маша удивилась:
– Что с тобой, Фенька? На тебе лица нет!
– Вот еще выдумаешь! Пошли! – Уже в селе Феня попросила: – Пойдем и ты к нам, Маша.
– Неудобно. У вас гости.
– Подумаешь, гости! Сродственники. Ай не знаешь Авдотью и Авдея? Пошли, пошли!
Поцеловав Феню, обмочив ее щеки слезами, которые для таких случаев были у нее всегда наготове, Авдотья сейчас же обрушилась с притворными упреками: