Иванова, на пересдачу! - стр. 1

– Иванова! Вы читали то мракобесие, которое скопировали из интернета?

Станислав Измайлов зыркнул на меня с такой жалостью, будто на моем лбу было написано: «Больна на всю голову и лечению не подлежит».

– А что не так?

Я с сожалением оторвалась от тетрадки. Эх, такой узор красивый получался, без единого отрыва ручки от бумаги. Теперь уже не повторю.

– «Полная версия реферата доступна после оплаты», – зачитал он с расстановкой. – Иванова, кому заплатить, чтобы я ознакомился с полной версией?

Братья по несчастью – всего нас в кабинете сидело семеро – нервно хихикнули. Углубленный сопромат не давался нам от слова совсем. Шла пятая пересдача. Шестую я не переживу, потому что уже не знаю, что выдумать и где скачивать. Без вариантов. Или беру экзамен штурмом, или отчисляюсь.

Профессор показательно выбросил мою курсовую работу в мусорное ведро, что стояло под его столом, и открыл следующую. Кажется, всё-таки отчисляюсь.

– Семенов, вы не сдадите предмет, если будете продолжать писать «РастЕжение». Ещё и «металлов» через одно «л». Свободны.

Миша Семенов, добродушный увалень, без претензий встал и направился к выходу, помахав нам на прощание ручкой.

– Иванова, вы тоже можете идти, – буркнул преподаватель-тиран, вчитываясь в работу следующей жертвы.

Эх, а ведь когда-то он мне нравился. Помню, как началась первая пара, и в кабинет вошел симпатичный мужчина в костюме. Я мельком сделала его фото и отправила подружке. Смотри, мол, какой лапочка. Не старый ещё, лет тридцати пяти. Легкая небритость, выразительный взгляд, идеальная осанка. А главное – и не скажешь, что преподаватель.

Вскоре оказалось, что он не лапочка, а высокогорный козел, который влюблен в свой сопромат по уши. Не удивлюсь, если он спит с ним ночами в обнимку.

Фу, блин.

– Не, я, пожалуй, останусь, – сказала тихонечко.

– А смысл? – Станислав Тимофеевич склонил голову набок. – Дайте определение второй теории прочности.

Мамочки. А что, была ещё и первая?..

Я оглянулась на братьев по несчастью, но те потупили взоры и не высовывались. Авось их минует взрывная волна преподавательского гнева.

– Иванова, как вы доучились до третьего курса? – вздохнул Измайлов, когда молчание непростительно затянулось.

Как-как. С трудом, слезами и в постоянном страхе быть отчисленной. Как ещё может учиться единственная девушка на потоке? Я-то по наивности считала, что у меня будут привилегии, ибо мальчишки падут ниц перед моим очарованием.

Ага, ща.

Меня в первый же месяц окрестили «своим парнем», поэтому в качестве девушки не расценивали и помогать отказывались.

– Просто мне не дается сопромат, – произнесла с вселенской тоской. – Я очень стараюсь, но всё впустую.

– Стараетесь? Неужели? Ну-ка, посмотрим.

Он схватил мой конспект быстрее, чем я среагировала, и раскрыл на середине. Ох, зря, потому что ведение тетрадей никогда не было моей сильной стороной.

– Изгиб – это вид деформации, при котором происходит… А дальше многоточие. Вас не хватило даже на определение изгиба? – он перелистал страницу. – О, стишки пошли. Туманным вечером в садуя встретил девушку одну… А продолжение? Что ваш герой натворил с этой девушкой?

– Отдайте! – Я покраснела до кончиков волос и вскочила из-за парты.

Опрокинутый стул бухнулся на пол с грохотом. Я подлетела к Измайлову, но садист не прекращал зачитывать выдержки из моих записей. Язвил. Наигранно восхищался.

Ах, так?!

Я кинулась на него, вереща как ободранная кошка, пытаясь вырвать тетрадь.

– Иванова, вашу…

Измайлов не удержался на ногах, и мы оба полетели вниз. Ребята поднялись с мест, но помощи не предлагали. Так и стояли, раскрыв рты от изумления. Кто-то потянулся за мобильным телефоном.

А я сидела верхом на профессоре и думала, что экзамена мне не видать. Причем никогда.

– Иванова, – очень ласково, почти нежно. – Встаньте, будьте добры.

Ноги, как назло, не слушались. Вообще. Никак. Я помотала волосами, мол, извините, Станислав Тимофеевич, не судьба. Сегодня вы будете проводить занятия в позе наездницы.