Иван Грозный. Сожженная Москва - стр. 6
– Эх, добрый человек, и я о том ведаю. Осенью помру. Но покуда я к себе в нору, а то еще неприятности у тебя из-за меня будут. Благодарствую за все, прощевай.
Бордак не стал останавливать эту тридцатишестилетнюю женщину, превратившуюся за годы полона в дряхлую, больную старуху, и Глафира-Гульнара уползла.
А Бордак осмотрелся. Человека, что должен был быть на площади, нет. А солнце все ближе к зениту. Начало припекать. Август месяц здесь жаркий. Иногда ветер со стороны моря приносил прохладу, но она не спасала. На небе ни облачка. И солнце словно хочет выжечь этот проклятый город.
Михайло услышал сзади крики торговцев. Обернулся. И заинтересовался. Недалече татарский купец пытался продать турку ту самую женщину, что бросалась к своему сыну на площади.
Покупатель бесцеремонно задирал платье невольницы, в которое ее, видно, переодели перед торгом, ощупывал икры, ляжки, ягодицы, руки, спину, лицо и цокал языком:
– Да она с виду только здоровая, а сама слаба, мышцы хилые.
– Хорошая, сильная баба, что ты, Булут! На ней пахать и пахать. Ты же знаешь меня, я плохой товар не продаю.
– Раньше у тебя лучше бабы были. Мальчишка, слов нет, хорош. Его можно продать в Константинополе, он понравится многим знатным вельможам. За него дам четыреста акче, как просишь, а вот за бабу только сто пятьдесят.
– Да что ты, Булут? Цена уруса непокорного двести пятьдесят акче, а ты за женщину, которую и на работы отправить можно, и в постели еще ублажит, сто пятьдесят?
– Больше не дам.
– За сто пятьдесят не продам.
– Тогда покупаю одного мальчишку.
– Если так, то цена его уже пятьсот!
– Ты хочешь поссориться со мной?
– Не разлучайте с сыном. Прошу вас, – прошептала женщина.
Продавец повернулся, ударил ее по щеке:
– Заткнись, свинья! Еще слово, и насмерть запорю!
Бордак, слыша все это, двинулся к торгашам. Бесцеремонно оттолкнул турка, несмотря на то что рядом стояли его нукеры.
– Отойди, дай товар посмотреть.
– Я смотрю, не видишь, литвин?
– Эй ты, продавец! – не обращая внимания на турка, крикнул Бордак татарину. – Сколько просишь за женщину с ребенком вместе?
Продавец расплылся в похотливой, хитрой ухмылке:
– Для тебя, уважаемый, бабу отдам за триста акче, пацаненка – за пятьсот. Хорошая цена.
Женщина пустыми глазами печально смотрела на нового покупателя. Знала, что тот слышал, о каких деньгах до него шел спор, но торг есть торг. Продавец устанавливает цену, покупатель либо соглашается, либо пытается сбить.
– Хорошо. Я покупаю товар, – не имея времени на торг, согласился Михайло.
Татарин едва не подпрыгнул от радости. Такого он не ожидал.