Иван Грозный - стр. 47
Доказав таким образом, что царство русское «изначала бе», постарались подкрепить политическую самостоятельность религиозной, поставить Русскую Церковь наравне с греческой по древности, а заодно очистить московское православие от греческого источника, замутненного со времен Флорентийского собора латынской ересью. Появилось сказание, немедленно освященное авторитетом Церкви, что Русь получила православную веру не из Византии, а напрямую из рук апостола Андрея, который в своем миссионерском путешествии достиг русской земли и поставил крест на берегу Днепра. На предложение Папы Римского принять, по примеру Греческой церкви, Флорентийскую унию Москва гордо ответила: «Мы верим не в греков, а в Христа; мы получили христианскую веру при начале христианской церкви, когда апостол Андрей, брат апостола Петра, пришел в эти стороны, чтобы пройти в Рим, таким образом мы на Москве приняли христианскую веру в то же самое время, как вы в Италии, и с тех пор доселе соблюдали ее ненарушимою…»
При полном отсутствии даже зачатков историко-филологической критики книжное и летописное слово пользовалось на Руси безусловным уважением и доверием (что иной раз приводило к скандалам: так, Максим Грек, приступив к книжной справе, пришел в ужас, обнаружив, что москвичи чтят наряду с писаниями Святых Отцов апокрифические и еретические сочинения, некогда попавшие на Русь с Востока и Запада). Иван, без сомнения, хорошо знал все исторические основания, по которым московская держава считалась преемницей Византии, и они глубоко запали ему в душу. В богоданном самодержце из летописного рассказа, который должен унаследовать дар Мономаха, он узнавал самого себя. В этом мнении его могло укрепить чтение тех же самых летописей, где говорилось о множестве предзнаменований, отметивших его рождение. Он мог прочитать о себе, что еще «когда отроча во чреве матери растяше, то печаль от сердца человеком отступаніе», а когда «отроча» во чреве шевельнулось, в сердца русского воинства, воевавшего тогда казанцев, вселилось небывалое мужество; что один юродивый, по имени Дементий, на вопрос беременной Елены, кого она родит, отвечал: «Родится сын Тит, то есть широкий ум»; наконец, что 25 августа 1530 года по всей русской земле внезапно прокатился страшный гром, блеснула молния и земля поколебалась! После узнали, что в этот час родился государь Иван Васильевич… Ни одному княжескому рождению летописцы не придавали такого значения. Было от чего закружиться голове!..
И вот, постепенно, из чтения самых разнообразных источников, у Ивана возникло и окрепло сознание своего высокого избранничества. Он первый из московских государей почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия. Это политическое откровение о себе самом он испытал где-то между пятнадцатым и шестнадцатым годами своей жизни… С той поры он поклонился самому себе, не созиждил святыню в себе, а признал себя святыней и, сделав из себя земного бога, сам же и застыл перед собой в экстазе самообожания. Третье искушение – искушение земным царством – оказалось для него роковым. Земной прах возомнил себя Богом в своих владениях.