Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное - стр. 83
Горе Ивана было велико. Опереться не на кого. Но двадцатилетний препаратор, у которого не было более близкого человека, чем Учитель, не позволил себе уныния. Лучшая память об учёном – это продолжение его дела. С удвоенной силой Иван принялся за исследования: закончил обработку черепа и скелета лабиринтодонта-бентозуха, назвав его в честь Сушкина, и уже в 1929 году опубликовал несколько описательных палеонтологических статей по наземным позвоночным.
В 1929 году пришли известия о смерти отца и Василия Александровича Давыдова, школьного учителя математики, который первым поддержал Ивана в его стремлении к науке…
Быстро происходило духовное возмужание Ефремова, утверждалось его самостоянье. Через пару лет он уже не будет искать поддержки в других, но сам труднейшими маршрутами поведёт за собой людей.
Глава четвертая. Ленинград (1929–1935)
Ты должен приучиться смотреть в бездонные глубины!
Ж. Верн. Путешествие к центру Земли
Странствия – лучшее занятие в мире. Когда бродишь – растёшь, растёшь стремительно, и всё, что видел, откладывается даже на внешности.Людей, которые много ездили, я узнаю сразу из тысячи. Скитания очищают, переплетают встречи, века, книги и любовь. Они роднят нас с небом. Если мы получили ещё недоказанное счастье родиться, то надо хотя бы увидеть землю.
К. Г. Паустовский. Романтики
Динозавровый горизонт Средней Азии
Часы шли за часами, а за окном словно висел, замерев, один и тот же пейзаж: ровное, плоское красное пространство, далеко, на самом горизонте, отмеченное растворёнными в мареве силуэтами пологих останцев. Иван знал, что утром он увидит из окна вагона не пустыню, а степь, выжженную лучами летнего солнца. Ещё сутки – и раскинутся поля, зашумят леса… Далеко на севере, за нитями параллелей, кристаллом на ленте Невы – Ленинград.
Но поезд тянется медленно, подолгу стоит на редких станциях, украшенных старыми ветвистыми деревьями, указывающими на близость воды. «Зачем спешить? Один шайтан торопится», – говорят на Востоке. Время в пути – данность, его нельзя подхлестнуть, ускорить. Как бы ни рвалась твоя душа вперёд, поезда ты не обгонишь. Значит, надо прожить его полно, насытить осмыслением прожитого и увиденного.
Попутчики, как и прежде, пили чай, заваренный прямо в пузатом железном чайнике, разливая его в расписанные белыми завитками глиняные и фаянсовые пиалы, но разговаривали теперь негромко, с уважением посматривая на Ивана, который что-то сосредоточенно помечал в записной книжке с клеёнчатой обложкой.
Иван обдумывал события, которые – он отчётливо понимал это – повернут жизни миллионов людей.