Иван Бровкин-внук - стр. 3
– Ну что там, метр, – небрежно сказал Иван
– Метр в ширину, а участок – двести в длину. Две сотки. Вот и считай, сколько картошки с двух соток. Скажи-ка, не лишняя.
– Смотря, какая. Можно и с двух кустов – ведро.
– Смотря, какое ведро…
Николай Францевич имел явное намерение и дальше клеймить соседа, Серегу Сойдёта, но тут во двор зашел рыжеволосый подросток лет тринадцати в яркой куртке и с ранцем за плечами.
– Добрый день, с праздником, с Красной горкой, – скороговоркой протрещал мальчишка!
– Здравствуй, Денис.
– Отец дома? – спросил Иван
– Ага, – кивнул Денис.
– Трезвый?
Денис смерил оценивающим взглядом Ивана и веско ответил:
– Как ты.
– Поди, лед долбит?
– Поди, долбит, – видно, что Денис не очень-то уважает отцовских друзей, а конкретно Бровкина вообще ни во что не ставит. – Или, как вариант, чинит сучкорез.
****
Отцу Дениса было тридцать лет всего – он рано женился. Захар сидел на маленькой самодельной табуретки посредине безнадежной пустоты, уткнув отвертку в ямочку на подбородке. Комната (она же прихожая, она же кухня) была бедной, известка на русской печке исчерчена глубокими морщинами. Между двух стульев натянута веревка, где сушится детское белье. У окошка в детской кроватке спит грудной ребенок.
Захар поскреб отверткой по рыжей щетине. На лице отражается догадка-открытие. Наклоняется к компактной бензопиле, стоящей у ног, что-то крутит в механизме.
Захар встал, поднял пилу, дернул стартер, сучкорез с противным визгом завелся. Захар с довольной улыбкой газанул два раза и заглушил. От рева пилы испугано заплакал ребенок.
Захар глянул в сторону кроватки.
– У, неженка хуев, – мрачно сказал он.
Из комнаты выскочила взбешенная жена Захара – Наталья. Женщина в теле, женщина сильная. На голове – белая косынка. Она с размаха огревает Захара полотенцем, ругается:
– Чё он делат-то!? Чё ты приташшил в дом?! Идиотина! Иди, давай!
– Я для кого это все? – огрызнулся Захар.
Потом не спеша одел фуфайку, вышел во двор, огляделся. Посмотрел с тоской на лед на фундаменте дома. Слегка покачал внушительную поленницу. Сам покачался.
Подошел к уличному туалету, потянул на себя дверь, она не поддалась. Тогда он с силой дернул дверь, та распахнулась, послышался вскрик. С той стороны двери за ручку была привязана нитка, на которой теперь болтался зуб. В сортире сидит средний сын Захара Андрюшка с отцовской ямочкой на подбородке и улыбается во весь рот, в котором теперь не хватает переднего зуба.
Захар передразнивает: «Гы-ыы!» – и видно, что у него тоже нет на этом месте зуба.
Андрюшка отвязывает зуб, бежит в дом в сенцы, запихивает зуб за плинтус, приговаривая: «Мышка, мышка! На тебе молочный, дай мне костяной».