Итан слушает - стр. 11
Ее выловили браконьеры. Каждый год находилась парочка умников, которые расставляли на местной речонке сети, хотя закон на этот счет высказывался достаточно резко. После того как бледная, кое-где покрытая илом и чешуей девушка вдруг открыла глаза и поднялась, парни больше никогда не рыбачили. И не пили.
Кэйлин не сразу поняла, в чем дело. Высвободившись из сетей и безуспешно попытавшись догнать убегающих (и истошно вопящих) браконьеров, она попробовала добраться домой. В нескольких милях от города она поймала попутку: добродушный рыжий мужчина лет сорока всю дорогу рассказывал о временах, когда компьютеры были размером с комнату, а перфокарты – с разделочную доску. Грузовик домчал ее прямо до дома на холме. Кэйлин как раз подоспела к своим поминкам. Она отсутствовала уже больше месяца.
Гости кричали, мать упала в обморок, отец чуть не последовал за ней. Ведь вернувшаяся Кэйлин вся была в грязи, тине и чешуе; от нее невыносимо пахло разложением и смертью; правый глаз отсутствовал, а она этого даже не заметила. Эван, младший брат Кэйлин, затянутый в строгий костюм с узким, неправильно завязанным галстуком, подскочил, схватил ее за бледную мокрую руку и потащил к задней двери. За домом у семейства Нод был небольшой садик. Эван шмыгнул в кусты, проволок через них сестру и чуть не врезался в дверь старого сарая, в котором вот уже несколько лет сваливали ненужный хлам.
– Кэй, что ты здесь делаешь? – Эван сдвинул брови. Голос его звучал почти обвиняюще, словно он делал выговор. Вряд ли такой реакции следовало ждать от человека, который только что увидел вернувшегося с того света родственника. Может, на лице должно было быть больше ужаса и удивления?
– Я… Эван, я что… мертва? – надтреснуто произнесла Кэйлин и тут же заплакала.
Еще в доме она углядела на столе фотографию, перетянутую черной лентой. На ней Кэйлин пыталась не захохотать в голос, потому что у фотографа задралась рубашка, и из-за резинки сиреневых трусов выглядывали заткнутые за нее широкие полосатые семейники. Эту фотографию Кэйлин просто ненавидела: ее заставили смыть почти весь макияж, убрать челку, а потом повезли на скучнейшую экскурсию в Сити.
От сестры пахло рыбой и смертью, но Эван обнял ее – в свои шестнадцать он был на голову выше и без труда мог поднять Кэйлинну на руки. Она плакала и плакала, плечи ее тряслись, Эван молчал, не в силах подобрать слов. А когда из дома послышались панические крики и Кэйлин отстранилась от брата, выглядела она уже совсем как раньше. И даже запах смерти исчез.
Эван и Кэйлин пришли из сада вместе. В газетах появились заголовки вроде «Чудесное спасение» и «Вернувшаяся с того света». Кэйлин надавала кучу интервью, пыталась объяснить, что ничего не помнит и не сбегала из дому. Про рыбаков она молчала, про водителя, не заметившего ран и запаха разложения, тоже.