Итальянец, или Исповедальня Кающихся, Облаченных в Черное - стр. 19

– Так это и был тот самый монах? – не выдержал Бонармо. – Ты сумел наконец настичь его?

– Не знаю, что и думать, – пробормотал Вивальди. – В такой растерянности я еще никогда не был.

– Выходит, ему удалось скрыться?

– Об этом мы поговорим, – отвечал Вивальди. – Как бы то ни было, дело на этом не кончается. Я вернусь сюда завтра ночью с факелом; рискнешь ли ты отправиться вместе со мной?

– Прежде чем согласиться, я должен знать, зачем тебе это нужно.

– Я вовсе не принуждаю тебя идти, а зачем мне это нужно – ты уже знаешь.

– Значит, личность незнакомца, как и раньше, тебе неведома и ты все еще не уверен, за кем ты гнался?

– Вот именно; завтра ночью, надеюсь, с неизвестностью будет покончено.

– Поразительно! – вскричал Бонармо. – Только-только я был свидетелем ужаса, написанного у тебя на лице, когда ты выбежал из крепости Палуцци, и вот ты уже хочешь вернуться. И почему ночью, почему не днем, когда опасность не столь велика?

– Уж не знаю, что опаснее, – возразил Вивальди. – Пойми, тайный ход, куда я проник, недосягаем для дневного света: его можно обследовать только с факелами в руках, когда бы мы ни пришли туда.

– Если факелы необходимы, как же тебе посчастливилось выбраться на волю в полном мраке? – воскликнул Бонармо.

– Сам не могу понять – мне было не до того; меня словно направляла какая-то невидимая рука.

– И все-таки, если я пойду с тобою, – заметил Бонармо, – нам в любом случае лучше прийти туда днем, когда светло. Чистое безумие вновь искушать разбойников (а ими здешние окрестности наверняка кишмя кишат), да еще в полночь, когда им всего вольготнее.

– Я опять буду караулить на прежнем месте под аркой, – заявил Вивальди, – прежде чем принять крайние меры. А это среди бела дня немыслимо. К тому же мне надо идти в определенный час – тот самый, когда здесь обычно показывается монах.

– Значит, он ушел от тебя, – сказал Бонармо. – И ты до сих пор не знаешь, кто он.

В ответ Вивальди только осведомился, готов ли друг к нему присоединиться. «Если нет, – добавил он, – я постараюсь найти себе другого компаньона».

Бонармо сказал, что должен подумать, и обещал сообщить о своем решении до следующего вечера.

Скоро друзья вошли в город и расстались, уже за полночь, у ворот дворца Вивальди.

Оливия: А что б вы сделали?

Виола: У вашей двери

Шалаш я сплел бы, чтобы из него

Взывать к возлюбленной, слагал бы песни

О верной и отвергнутой любви

И распевал бы их в глухую полночь;

Кричал бы ваше имя, чтобы эхо

«Оливия!» холмам передавало:

Вы не нашли бы на земле покоя,

Пока не сжалились бы[3].

Шекспир У., Двенадцатая ночь