Иствикские ведьмы - стр. 42

Через час, когда Александра рассеянно глядела поверх голого волосатого плеча, доверчиво пахнущего прокисшим молоком, как детское темечко, Джо Марино скорее с ленцой, чем с воодушевлением трудился над ней, заставляя кровать стонать и прогибаться под непривычной для нее двойной тяжестью. Неожиданно Александру посетило видение. Перед мысленным взором возник дом Леноксов, глянцевый, как страничка иллюстрированного календаря, с единственной спиралькой дыма, которую она видела тогда. Этот трогательный парок соединялся у нее в голове с пикантным описанием подругой ван Хорна как человека робкого и оттого паясничающего. А точнее, по наблюдениям самой Александры, – сбитого с толку: ей он напоминал человека, глядящего сквозь прорези в маске или слушающего, заткнув уши ватой.

– Ради бога, сосредоточься, – проворчал Джо прямо ей в ухо и, не встретив отклика, возбудился от собственного гнева.

Его голое волосатое тело – твердые от физической работы мышцы в силу благоприятных обстоятельств стали чуть рыхлее – вздыбилось раз, другой, третий и наконец мелко задрожало, как содрогается старенькая машина при включении зажигания. Александра попыталась подстроиться, но контакта не получилось.

– Прости! – прорычал он. – Я думал, все идет хорошо, но ты вдруг отключилась. – Он великодушно прощал партнершу за вялость, толкуя ее как последствие завершающегося цикла, хотя никакой крови видно не было.

– Это моя вина, – ответила Александра. – Целиком и полностью. Ты был великолепен. А я – отвратительна. – Он чудесно играет, вспомнила она слова Джейн.

Освободившись от наваждения, Александра вдруг отчетливо и словно в первый раз увидела свой потолок: впечатляющее пространство мертвого квадрата с маленькими трещинками на поверхности, едва отличимыми от крапинок в стекловидном веществе ее собственного глаза, за тем исключением, что, когда она переводила взгляд, эти последние начинали плавать, наподобие микроскопических организмов в пруду или… раковых клеток в лимфе. Круглое плечо и боковая поверхность шеи Джо были бледны и бесстрастны, как потолок, и так же ровно испещрены оптическими соринками, которые не всегда составляли неотъемлемую часть ее вселенной, но, уж если появлялись, их невозможно было не видеть и очень трудно прогнать. Признак старости. Как на снежный ком, катящийся с горы, на нас с годами тоже налипают песчинки.

Лоб, грудь и живот Александры плавали в поту Джо, и через эту плазму мозг постепенно возвращался к наслаждению его телом с губчатым строением, тяжестью, умиротворяющим мужским запахом и почти сверхъестественной в мире малых чудес нездешностью. Обычно он был не здесь. Обычно он был с Джиной. Джо скатился с Александры с обиженным вздохом. Она оскорбила его средиземноморскую гордость. Макушка у Джо была лысой и дубленой, полированный скальп казался покрытым рябью и напоминал листки книги, забытой в саду под росой. Именно из гордости первое, что он сделал, – это снова надел свою шляпу, заявив, что без нее у него мерзнет голова. Когда шляпа оказалась на месте, его профиль стал моложавым, с крючковатым носом, как на портретах Беллини, и глубокими впадинами под глазами, какие бывают у страдающих заболеваниями печени. Изначально Александру привлек его лениво-порочный вид, в нем был намек не то на барона, не то на дожа, не то на мафиозо, который играет жизнью и смертью, презрительно сплевывая сквозь зубы. Но на поверку Джо, которого Александра соблазнила, когда он пришел чинить бачок, журчавший по ночам, оказался в этом смысле беззубым – буржуа, честный до последней медной шайбочки, без памяти обожающий своих пятерых детей, старшему из которых одиннадцать.