Истребитель «Родина» - стр. 15
Стив сдвинул каблуки – этого было достаточно, чтобы понять, кто здесь главный.
– Ксена, – представил он женщину.
Та, не реагируя, прошла к стулу. Андрей замер посреди каюты.
– Раздевайтесь, – велела Ксена.
Он недоуменно взглянул на Стива.
– Раздевайтесь, – подтвердил тот.
Стянув рубаху, Андрей кинул ее на кровать. Затем, чуть помедлив, разулся и начал расстегивать ширинку.
– Дальше, – сказала Ксена.
Андрей вздохнул и вслед за рубашкой отправил брюки. Затем и трусы.
Ксена рассматривала его, как мандарины в овощной лавке.
– Повернитесь.
Он выполнил. После того, что она видела, прятать от нее задницу не имело смысла.
– Вы в хорошей форме, – оценила Ксена. – Для человека, который провел пять лет в камере.
– А для не-человека?..
– Вы не ответили на вопрос.
– Я не слышал вопроса, – проговорил Андрей, копируя ее манеру. Получилось какое-то кривляние, но это Ксену не волновало.
– Вы следили за своим телом, – сказала она. – К чему-то готовились? Чего-то ждали? Надеялись на освобождение?
– Не готовился, не ждал, не надеялся, – сообразив, что такой ответ ее не удовлетворяет, Андрей добавил: – Это лишь один из способов не сойти в камере с ума.
– Какие еще способы вам известны?
– Еще – разгадывать кроссворды. Но в газете их не было. А еще, я слышал, можно сочинять романы, только, по-моему, это и есть прямая дорога в дурдом. Я оденусь, вы позволите?
– Нет. Обратно.
Он повернулся к ней снова – всем фасадом.
– У вас на груди изображен крест.
– Полагаю, крест символизирует конец жизни, – высказался Стив.
– Это правда? – спросила Ксена.
– Да, – Андрей помедлил. – Правда.
– Вы от него избавитесь.
– Почему?
– Потому что служба у нас – не конец, а начало, – Ксена резко поднялась.
– С чего вы взяли, что я буду у вас служить? – пробормотал Андрей.
– Это очевидно, – сказала она, покидая каюту.
Стив выдержал паузу и занял место у стола.
– Одевайтесь, Андрей Алексеевич.
– Я не Алексеевич.
– Андрей Алексеевич Волков, – спокойно произнес Стив.
– И никакой я не Волков, – Андрей запутался ногой в брючине и чуть не упал. – Вы… перепутали? Вы меня с кем-то перепутали! – расхохотался он.
– Это ваши новые анкетные данные.
– А вам доступно такое понятие, как юмор?
– Понятие доступно, – ответил Стив. – К делу. Имя вам решено не менять. У вас и без того будут проблемы с самоидентификацией.
– Погодите, погодите! Вы что это?.. Вы о чем?
– Мы ценим каждого сотрудника. Мы обеспечим вам максимальную безопасность. Но мы не можем уделять вам чрезмерное внимание, а это значит…
Андрей закрыл глаза. Всё это значило только одно: он продался.
Вот как это случилось. Без пыток, без угроз. Заставили не кнутом, даже не пряником – черствой краюхой. Отмыли, дали нормально поесть и разрешили вспомнить, чем отличается живая женщина от замызганной фотки в газете. Ему ничего не сказали. Зачем, если всё понятно и так? Откажешься – вернешься в камеру. Навсегда, до конца жизни. В тридцать лет – до самого конца… Ксена видела его пару минут, но за это время нашла фразу, перед которой Андрей был бессилен. Ему не сулили ни денег, ни власти. И новая жизнь, идущая не смену старой, – никто не гарантировал ее продолжительности. Ему не обещали даже этого. Ничего. Только покормили. Приличная собака, и та за бутерброд хозяина не бросит. Самое отвратительное, что его ни о чем не спрашивали, в его решении гады не сомневались. Их уверенность попахивала чем-то физиологическим, словно реакция Андрея была подтверждена лабораторными опытами, и это ставило его даже ниже собаки, на одну ступень с червем… Он не был червем и не был собакой. Андрей был человеком, и про него всё знали заранее. Знали, что предаст. И не ошиблись.