История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 - стр. 50

Но каковы бы ни были удобства или неудобства края, для запорожских казаков он представлялся обетованною страной, заветной Палестиной, несмотря на весь ужас его пустынности, летнего зноя, зимней стужи, страшного безводья, губительного ветра. И чем страшнее казался этот край другим, тем привлекательнее он был запорожским казакам. Многим уже один Днепр казался страшным как по своей дикости, так и по своей малодоступности. Таким диким и малодоступным делали Днепр как его заливы, гирла, речки, ветки, озера, болота, так и его многочисленные острова, карчи, заборы и пороги. По сказанию Боплана, в конце своего течения Днепр имел едва исчислимое множество островов, покрытых такой густой травой, таким непролазным камышом и такими непроходимыми и высокими деревьями, что неопытные моряки издали принимали огромные деревья реки за мачты кораблей, плавающих по днепровским водам, а всю массу островов – за один сплошной, огромной величины остров. Когда однажды турки, преследуя запорожцев, проникли из Черного моря на своих галерах до самой сечевой скарбницы, то, поднявшись выше устья Днепра, они запутались в целом архипелаге островов и совершенно потерялись, как в бесконечном лабиринте с его многочисленными ходами и переходами, в неисчислимых ветках и непролазных камышах реки; тогда запорожцы, бросившись на лодках между камышей и деревьев, потопили несколько турецких галер, истребили множество людей и так напугали своих врагов, что они никогда потом не поднимались выше четырех или пяти миль от устья Днепра вверх[162]. Поляки только в 1638 году впервые проникли и ознакомились с запорожскими трущобами и придавали этому знакомству чрезвычайно важное значение[163].

Но, как пишет Афанасьев-Чужбинский в своей книге «Поездка в Южную Россию»: «Что значат эти острова и ветки в сравнении с днепровскими порогами? Кто не видал порогов, кто не пытался переправляться через них, тот никогда не может себе и представить всей грозы и всего ужаса, каким обдает Днепр даже самого смелого пловца по нему. При виде страшной пучины, клокочущей в днепровских порогах, кровь леденеет в жилах человека, уста сами собой смыкаются, сердце невольно перестает биться… Уже издали можно узнать близость порогов по тому страшному шуму и стону воды, которая, вливаясь в промежутки между камней порогов, сильно пенится, яростно бросается с камня на камень и как бы с ожесточением стремится вырваться из своих тисков, точно желая поглотить все своим течением, схватить, увлечь и унести все своей неудержимой и сокрушающей силой. Особенно страшны бывают пороги в то время, когда на Днепре схватится так называемая полоса ветра. «Из всех ветров, заключенных в мехах Эола, он – северо-восточный – самый злой, коварный и опасный. Как сила дурного глаза, губительно влияние его; как чаша испитой неблагодарности, снедает грудь ядовитое дуновение его», – сказал один из эллинов о греческом ветре, и эти же слова можно применить к внезапному порыву ветра на Днепре. Этот порыв внушает опасность даже и бесстрашным днепровским лоцманам: они отваливают от берега с барками и плотами только в самую тихую погоду, когда вода в Днепре стоит как зеркало и когда она не шелохнет ни одной своей струей; но и среди такого затишья нередко и совершению неожиданно схватываются полосы ветра, и тогда и ловцам остается одно спасение – надежда на Бога