История Византийской империи. Становление - стр. 83
Не менее настойчиво и неуклонно шел император Феодосий в борьбе со старыми языческими верованиями. Хотя языческий культ уже распоряжениями Констанция был лишен государственной поддержки, будучи признан притом неразумным суеверием [3], тем не менее он держался еще между консервативными элементами населения как в больших городах, так в особенности в отдаленных и глухих провинциях. Конечно, нельзя думать, что старая вера без борьбы уступала место христианству. Хотя попытка Юлиана оживить язычество потерпела полное поражение, но с переходом к христианскому мировоззрению соединялась такая ломка тысячелетней и гордой своими успехами культуры и верований, вошедших в плоть и кровь классического мира, что было бы трудно допустить, чтобы язычество отказалось от всяких надежд на возврат к старому.
Еще в течение целых столетий можно будет там и здесь встретить остатки приверженцев языческого культа, но для изучающего историю культурного перелома в конце IV в. любопытно проникнуть в настроение современников, ознакомиться с мотивами, руководившими приверженцами старой веры. В этом отношении трудно найти более выразительный литературный факт, чем дело о жертвеннике Победы, возникшее в римском сенате по случаю предъявленного к нему правительством требования – удалить из курии этот символ языческого культа. Вопрос возник еще при императоре Констанции, который потребовал удаления из сената статуи Победы и прекращения языческого обычая приносить перед заседаниями жертву. При Юлиане распоряжение Констанция было отменено, так что до 383 г. римский сенат, может быть наполовину состоявший из язычников, удерживал в зале заседаний символы языческой религии. Император Грациан приказал восстановить повеление Констанция относительно жертвенника Победы, но сенат отправил к императору легата в лице сенатора Аврелия Симмаха с просьбой отменить повеление. Грациан не принял миссии, чем нанес сенату сильное оскорбление.
В 384 г. сенат во второй раз решился ходатайствовать о жертвеннике, и на этот раз пред преемником Грациана, четырнадцатилетним Валентинианом. Истолкователем желаний сената был сенатор и префект Аврелий Симмах, записка которого представляет громадный интерес как памятник, бросающий живой свет на умонастроение языческой партии в занимающую нас эпоху. Действительно, нельзя без волнения слушать эту последнюю песню умирающего язычества, которое робко и жалобно просит милости у юного императора в пользу религии, которой его предки обязаны славой и Рим своим величием [4].
После краткого вступления в этой записке читается: «Я являюсь перед вашими величествами в двояком качестве: как ваш префект ходатайствую о делах государственного порядка, а как легат сената защищаю гражданские интересы. Между теми и другими нет разногласия, ибо люди перестали уже верить, что можно довериться благорасположению придворных, если между ними нет единодушия. Можно ли допустить, чтобы частные раздоры наносили вред государству? По справедливости, сенат преследует тех, кто славе государей предпочитает личное могущество, а наша забота – быть на страже благополучия вашего величества. В самом деле, чьи интересы мы защищаем, если заботимся о сохранении древних учреждений, о законах и обычаях отечества, о славе времен, которая тем выше, если и сами императоры остерегаются нарушать обычаи предков. Итак, мы ходатайствуем о сохранении религиозного строя, в котором благоденствовало государство. Рассуждая о государствах того и другого исповедания веры, мы находим, что одна часть чтила отечественные обряды, другая, более к нам близкая, не отменяла их. Если вера, которой следовали древние, не может служить примером, то да послужит таковым попущение ближайших императоров!