История в зеленых листьях - стр. 13
Вполне устраивающее обоих увлечение с обрубленным будущим. Но затем что-то изменилось – Артем начал названивать по выходным, которые Мира целиком посвящала себе, и намекать на развод. Может, и в ней он увидел отголосок мощного восхищения и не афишируемого одобрения, которые ожидал ото всех. А она лишь смеялась в ответ после коротких прерывистых свиданий, сдобренных ложью, которую она не выпрашивала. Присланные букеты вызывали у Миры горьковатую усмешку. Наверное, это должно было растрогать ее, сподвигнуть к покладистости и разом наскучить партнеру. Чем циничнее Мира отзывалась на тривиальные знаки внимания, тем более заботливым и предупредительным оборачивался Артем. И Миру тошнило от того, что она якобы победила. Что это было будто ее заслугой и главным достижением, хотя ей было плевать.
Изломанная сексуальность Миры не доверяла злоупотребляющим силой, но тяготела к ним. Заманчиво и запретно было просачиваться в эти вечеряющие номера к тяжелым закрученным отношениям. Она пыталась вытравить из себя скрытое восхищение мазохизмом, в повседневной жизни это вовсе стерлось, оставив платформу лишь для неосознанных фантазий с чужим мужем. Мазохизм их отношений перелился в осознанность, лишенную сексизма. Играть в романтизированный психотип и пожинать плоды дискриминации в социуме было разными измерениями горьковатости жизни.
Артем занимался политикой – работа его заключалась в том, чтобы всюду светить свое выверенное лицо и хорошенько замазывать нелицеприятные детали, словно о них никто не подозревал. Образ мужчины без страха быть на виду и поражать тем, от чего она маниакально укрывалась. Бахвальствуя, выдавая остроты и будучи приятным, он не видел личностей ни в своей жене, ни в Мире. Он даже умел казаться преломленно духовным, шифруя, что превыше всего ставит удовлетворение своих интересов. «Но ублюдки и кобели и евнухи», – думала Мира.
Мира понимала, насколько глубок симбиоз между людьми, которые заводили детей и клялись друг другу в светлом будущем, и насколько болезненно обрубать его, вытравляя из себя гигантские пласты прошлого. Но это даже добавляло Артему дополнительные баллы в игре в недосягаемость.
Месяц назад к ней пришла его жена. Мира ожидала увидеть напомаженную хищницу, одуревшую от власти и праздности. А увидела тихонькую женщину, едва не замотанную в платок. Вредно заочно сооружать образы патриархальной культуры.
Мире стало стыдно с отчетливо-тошнотворной ноткой пренебрежения. Не за себя – в душе она оставляла личности полное право творить то, к чему лежит душа. А за нее. Так унижаться – и ради кого? Ради социальной установки о нерушимом очаге? Психанула бы и пошла работать… Коллеги Миры так ныли из-за необходимости обеспечивать себя, но становилось ясно, что это для них не только обременительное жертвование личным временем, но и социальный тренажер, развлечение и разнообразие. Неспроста же прабабки боролись за право учиться и работать, и не только кухарками.