История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 19 - стр. 5

– Ведь я не красное солнышко, всех не обогрею! И я ведь у вас один председатель-то, и вы все колхозники должны поддерживать и уважать меня, и я как ваш председатель никому не позволю подрывать мой авторитет, – бесновался Кузьма.

Надрываясь, козырял словами Кузьма в надежде, что некоторые колхозники выступят в его защиту. В общем-то, Кузьма умел пространно говорить, по выражению некоторых колхозников, чесать языком, допуская в своей речи некстати сказанные слова. Невпопад сказанные слова, другого оратора бы завели в тупик, а он, выкрутившись из затруднительной ситуации, снова разглагольствовался во всю ширь.

– А пока дело ещё не доведено до конца, я думаю, меня поддержат некоторые колхозники, и мы поживём, поруководим, – бойко и скоро закончил свою отчётную речь Кузьма.

После его доклада все дружно стали кричать против него. Сразу же появились язвительные улики в его адрес, перемешанные с похабством. Со словами успокоения выступил представитель райземуправления.

– А вы, товарищи, не все сразу, говорите по порядку как ни как, а здесь всё же собрание, и его уважать надо! Кто будет первым выступать? – вопрошающе бросил он призыв в толпу собравшихся колхозников.

Одна колхозница, осмелившись, подняла руку, громко сказала:

– Я!

– Ага, Хорева Александра! – произнёс счетовод-секретарь собрания. – Так и запишем.

И Александра начала говорить о том, что среди колхозниц существует какая-то злоба на тех колхозниц, которых за ударную работу усиленную порцию печёного хлеба дают и вещами премируют:

– У нас в бригаде всем жнеям по 200 грамм хлеба дают, а нам с сестрой, за ударный труд на жнитве по 300 грамм стали давать, а бригада на нас злится и ругать стали, а когда меня чугуном премировали, то и вовсе все бабы на дыбы встали, что я и премии не рада стала. Бабы подумали, что в нашей с сестрой работе обман какой кроется, так они пошли обмерять наш участок выжатой ржи. Сами стали мерить, а хвать, длина-то участка у них получилась ещё на два лаптя больше, чем когда мы его измеряли! Потом ещё скажу, как-то идём мы с сестрой около колхозной канторы, глядим, а мы на «красной доске» висим. А это нам не в нос, потому что на нас ещё пуще будут бабы злиться и житья не дадут. Снимите нас с этой красной доски! Я кончила!

– Ага, так и запишем, кто следующий? – обратился представитель райземуправления к собранию.

– Я насчёт налогов скажу! – вдруг осмелившись, выступая, сказал Ванятка. – Ведь налогами-то мужика совсем в дугу согнули. С живого и с мёртвого дерут! И денежно, и натурально, а нам всего этого на трудодни в колхозе что-то перестали давать. И выходит кобылу в хомут, а мужика в лямку. Пока не выроют ямку! Мы, конечно, понимаем лозунг: «Кто не работает, тот не ест, а кто пашет, тот должен пахать с надеждой!» А у нас получается, двое пашут, а семеро руками машут! Или выходит один с сошкой, а семеро с ложкой! Ведь всей колхозной работы не переделаешь! А у нас в колхозе при руководстве Кузьмы воровство из колхоза завелось, где бы колхозом править, а он в пьянство дался, именины себе справляет, и баба его из колхозного склада всё берёт без всякого учёта, оправдываясь тем, что мой Кузьма всё спишет! Выходит, мелочь ворует, а крупнота берёт! Кому пироги да пышки, а нам одни шишки! Всякая кутерьма – жуликам пожива! И во всём этом ты, Кузьма, виноват. Мы все с тебя взыщем, ты не отбояришься, ты думаешь, и замены тебе нет, вроде и заменить тебя некем. Все эти недостатки в колхозе надо устранить, а Кузьму от руководства отстранить! Не в свои сани не садись! Я кончил, – так смело и доходчиво выступил Ванятка.