История с Живаго. Лара для господина Пастернака - стр. 2
Я дружил с ее сыном, Дмитрием Виноградовым, потрясающим поэтом и переводчиком, стихи которого я превратил в песни, и эти песни часто звучали в моем исполнении для моих любимых людей на закрытых ночных «слетах» в знаменитом ресторане «Архангельское».
В 80-е годы я стал бывать в доме Ольги Всеволодовны чаще и чаще. В то время с помощью Мити я начал пробовать себя в роли «драматурга» и, будучи не совсем скромным, время от времени приносил ему на прочтение свою писанину, достаточно наивную. Думаю, Митя читал эту писанину скорее из чувства такта; тем более, что и времени у него подчас не хватало.
Позднее Митя согласился на одну мою, не совсем скромную, «авантюру»… И мы, вдруг, вместе начали писать пьесу о поэтах. Она так и называлась – «Кафе поэтов». Я тогда работал в театре и носился с идеей сделать музыкально-поэтический спектакль. Стоит отметить, что советчики у меня были на тот момент весьма именитые: сценарист Игорь Ицков – как-никак лауреат Ленин-ской премии за фильм «Неизвестная война», великий драматург Михаил Рощин и не менее великий кинорежиссер Андрон Кончаловский. Видимо, их вежливое – связанное с их природным тактом – одобрение моей «бредовой» идеи и послужило толчком к митиному согласию. Поскольку основной груз писания текста взвалил на себя Митя, я был на подхвате. Процесс рождения этой пьесы происходил в их доме. И, само собой, мне приходилось там часто бывать и многие часы проводить в атмосфере ироничных рассказов и воспоминаний Ольги Всеволодовны Ивинской о событиях в России 50–60-х годов. Иногда мы вместе ужинали и, как правило, у нас у каждого на столе, в маленькой семиметровой кухне, была рюмка хорошей водки и традиционная закуска того времени: вареная картошка, капуста, сардельки, селедка – все, как положено, «как в лучших домах ЛАндОна». Во время этих скромных застолий я позволял себе рассказывать им всякую «чушь» из светской московской жизни. Ольга Всеволодовна всегда с удовольствием слушала эти откровения и очень живо реагировала на некоторые эпизоды, связанные с моими романами, что казалось абсолютной грязью в сравнении с историей Лары из «Доктора Живаго». Я еще помню приплюснутую мордочку ее любимого пекинеса. Он по-доброму фыркал на мое косноязычие, а, может быть, и на клубы сигаретного дыма, которые непрестанно выпускали из своих легких то Митя, то Ольга Всеволодовна. Пекинеса звали Арончик, все последние годы жизни это был ее самый верный друг.
Многое в моей памяти осталось как о том времени, так и о том, что Ольга Всеволодовна рассказывала на своей знаменитой кухне. Вот, что я вспомнил из ее рассказов о романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго»: