История с камнем - стр. 2
7 июля 1888 года,
5 часов 12 минут утра
Эврика!
Нашел! Сыскал!! Докумекал!!!
Как там у классика?.. Ай да Ромашкин! Ай да сукин сын!
Я сам напишу story об Оресте Ивановиче!!! И назову его……………..
II
Болезни бывают разные. Врожденные и приобретенные, хронические и наследственные, аутоиммунные и сердечно-сосудистые, урологические и даже, pardon, венерические.
И надо же было такому случиться, что из всего этого многообразия абсолютно невыговариваемых хворей и уму непостижимых недугов особа шестого класса (целый коллежский советник!), чиновник для особых поручений при его сиятельстве московском генерал-губернаторе, кавалер ордена Двойного Дракона, и прочая-прочая-прочая, Орест Иванович Пандорин изощрился подхватить…. обыденную ветрянку. И это в тридцать два-то года…
Злоключился сей досадный конфуз не иначе как на детском утреннике у графини Негуровой.
Что ж, как говорится, сам виноват. Ведь прекрасно знал о поветрии varicell-ы в первопрестольной (доктор Вернер в губернском собрании все уши прожужжал).
Так нет же, не смог найти в себе силы ответить графине отказом.
«Потому сьто гаспадзин – настоясий дзэнтельмен». Именно так прокомментировал легкомысленный поступок хозяина верный камердинер, китаец Куа Сай (в русифицированном варианте – Кусай, что, в принципе, вполне соответствовало «зубастому» характеру пандоринского цербера)…
И вот теперь «настоясий дзэнтельмен» сидит в своем флигеле на Большой Никитской, вынужденно бездельничает, хворает, сплинует (изъясняясь на «великом и могучем» – хандрит).
Сказать по чести, хворалось бы и хандрилось гораздо проще, кабы не огромное, в рост, настенное зеркало, висящее в коридоре. Не далее как со вчерашнего вечера этот незамысловатый предмет меблировки наводил на господина коллежского советника поистине Чайльд-Гарольдово уныние.
Каждый раз, когда Орест Иванович ненароком (а то и преднамеренно) смотрелся в злополучное зерцало, казалось, оно вот-вот сардонически хмыкнет и, пародируя волшебную товарку из знаменитой сказки Пушкина, нарочито притворно-елейным голоском заверещит: «Ты на свете всех милее, всех румяней и белее…»
Хм. Белее…Орест Иванович тяжело вздыхал, супился, кривил губы коромыслом. Скорее уж – зеленее!
После того, как намедни физиономия чиновника особых поручений послужила полигоном для инновационных научно-медицинских изысканий доктора Вернера («Я буду лечить Вас, – экзальтированно вопил последователь Гиппократа, – по собственной революционной методе!»), Пандорин всего более походил на какого-нибудь новогвинейского автохтона – весь в мелких, словно мушиные испражнения, изумрудно-малахитовых крапинках. Бр-р! Миклухо-Маклаев папуас, да и только.