История похода в Россию. Мемуары генерал-адьютанта - стр. 3
Автор был избран членом Французской академии в 1830 году. Там он встретился со своим отцом, многочисленные исторические труды которого пользовались тогда большим успехом. В течение нескольких месяцев, которые еще оставалось прожить старому графу, он мог подумать, что вернулся к прежним дням Директории, когда ему приходилось работать вместе с сыном в маленьком домике в Шатенуа, чтобы обеспечить свое существование.
Филипп Сегюр заседал в Академии сорок три года. Солдатом его столько раз оставляли на поле битвы, думая, что он мертв, а он дожил до глубокой старости и умер в 1873 году. Сегюр – автор семи томов «Мемуаров», охватывающих весь период существования Империи и опубликованных только после его смерти.
Если бы все исторические труды о Наполеоне и его времени нужно было уничтожить, оставив только один, то я не колеблясь указал бы на капитальный труд Сегюра как на самый поучительный и лучше всего передающий чувства и настроения той эпохи и саму личность Наполеона. Однако полное издание этого труда Сегюра не имело того огромного успеха, какой выпал на долю его первой части, которая была опубликована во времена Реставрации под названием «Histoire de Napoleon et de la grande-armee pendant Гаппёе 1812» и к которой я пишу это предисловие.
«Мемуары» Сегюра, опубликованные в 1873 году, появились еще при жизни Адольфа Тьера, историка и в то время президента Франции. Его громкое имя являлось авторитетом во всём, что касалось наполеоновской эпохи. Он царствовал деспотично над этим периодом нашей истории и не терпел никакого вторжения в него, никакого новшества. Он был сам убежден, да и все ему верили, что его книга сделала ненужными все дальнейшие исследования по этому предмету. Критика не желала, конечно, возбуждать неудовольствие столь могущественного человека в литературном мире. С другой стороны, надо было, чтобы прошло еще двенадцать – пятнадцать лет, прежде чем отвращение или по меньшей мере равнодушие к имени Наполеон уступило место возрождающемуся увлечению эпической легендой и усилению интереса к мемуарам, которые в таком огромном количестве были извлечены из-под спуда в последние годы XIX века, когда этот уходящий век с каким-то страстным любопытством обращал взор к своей колыбели.
Впрочем, и стиль генерала Сегюра, несколько устаревший, заставил бы улыбнуться читателей Эмиля Золя, если б они заглянули в эти мемуары. Наверное, они нашли бы слог их слишком высокопарным и отшлифованным и, пожалуй, иронизировали бы над автором. Но совсем иное впечатление вынесли бы они, если бы им была поднесена устаревшая проза какого-нибудь автора, уже прославленного и занявшего определенное место три четверти века тому назад. Ну разве можно являться с подобной новинкой в век полного торжества реализма и натурализма! Представьте себе, например, книги Шатобриана, в первый раз явившиеся французской публике в конце, а не в начале девятнадцатого столетия!