История Похитителя Тел - стр. 18

Но было уже слишком поздно, я понял это, когда мне на язык брызнул первый фонтанчик крови. Я опустошал ее досуха. Конечно, ее встревожили мои стоны, но потом она уже ничего не слышала... Как только это начинается, они перестают слышать окружающие звуки.

«Прости меня».

«О, дорогой!»

Мы вместе опускались на ковер, любовники на шершавом лоскутке с поблекшими цветами. Я видел упавшую книгу и рисунок на обложке, но все казалось ненастоящим. Я осторожно обнял ее, чтобы не сломать. Но пустой скорлупой в данном случае был я, не она. Смерть наступала быстро, словно она сама шла мне навстречу по широкому коридору в каком-то совершенно определенном и чрезвычайно важном месте. Ну конечно, желтая мраморная плитка... Нью-Йорк, слышен даже доносящий снизу автомобильный шум и тихий удар хлопающей в другом конце холла двери.

– Спокойной ночи, дорогой, – прошептала она.

У меня слуховые галлюцинации? Как она до сих пор может произносить слова?

«Я люблю тебя».

– Да, дорогой. Я тоже тебя люблю.

Она стояла в холле и улыбалась. Густые рыжие волосы красиво завивались на уровне плеч; чуть раньше ее каблучки громко и соблазнительно стучали по мрамору, но сейчас ее окутывала тишина, хотя складки шерстяной юбки все еще колыхались; она смотрела на меня с очень странным хитрым выражением, а потом направила на меня маленький черный тупоносый пистолет.

«Какого черта ты делаешь?»

Она умерла. Раздавшийся выстрел был столь оглушительным, что какое-то время я не слышал ничего, кроме звона в ушах. Я лежал на полу и тупо смотрел в потолок, ощущая лишь запах кордита в нью-йоркском коридоре.

Но я был в Майами. На столе тикали ее часы. Из перегревшегося телевизора доносился сдавленный, еле слышный голос Кэри Гранта – он говорил Джоан Фонтейн, что любит ее. А Джоан Фонтейн была так счастлива. Ведь прежде она была уверена, что Кэри Грант собирается ее убить.

Я тоже.

Саут-Бич. Вернуться бы к Неон-Стрип. Но на этот раз я удалялся от шумных улиц, вышел к песку и направился к морю.

Я шел и шел, пока не остался совсем один – ни ночных купальщиков, ни любителей прогуливаться по пляжу. Только песок, с которого уже стерлись все дневные следы, и огромный серый ночной океан, без отдыха бьющийся о покорный берег. Какое высокое небо, полное быстрых облаков и далеких, едва различимых звезд.

Что я наделал! Убил ее, его жертву, выключил свет жизни той, кого обязан был спасти. Вернулся к ней, лег с ней и убил, а она слишком поздно выстрелила из невидимого пистолета.

Меня опять мучила жажда.

Потом я уложил ее на маленькую, аккуратно застеленную блеклым нейлоновым одеялом кровать, сложил ей руки и закрыл глаза.