История петербургских особняков. Дома и люди - стр. 70
Постепенно значение П. А. Шувалова уменьшается; в 1874 году царь подыскивает ему новый пост – чрезвычайного полномочного посла в Англии, где, как говорят, его всегда легко вводили в заблуждение, и он обыкновенно последним узнавал то, что должен был бы знать первым. Неудачные действия графа во время русско-турецкой войны и при последующем заключении мира вызвали в его адрес множество нареканий. Утверждали, что своей недальновидностью он свел на нет все, что с таким трудом завоевано и закреплено в положениях Сан-Стефанского мирного договора.
Так это или нет – судить не берусь, тем более что у Шувалова имелись свои оправдания, также не лишенные убедительности. Вероятно, наиболее справедливым можно считать суждение о графе его друга и доброжелателя Половцова: «Его неприготовленность, легкомыслие, бесцеремонность в обращении с мыслями и быстрота в ведении дел лишили его деятельность той доли пользы, на которую выдающиеся его способности могли давать право надеяться».
Закончив дипломатическую службу, Петр Андреевич поселился в известном нам особняке на Миллионной, терзаемый жестокими ушными нарывами и своей не в меру бойкой и честолюбивой супругой. Хорошо знавший ее князь П. В. Долгоруков отзывается о ней как о женщине «ума ограниченного, самонадеянности невероятной, чванной, мелко самолюбивой, сварливой». Все это, вместе взятое, и свело его в могилу. Последние годы жизни П. А. Шувалов находил единственное утешение в частых вылазках на охоту, где изливал душу в доверительных беседах с друзьями, часто повторяя: «Меня использовали в незрелом состоянии и отбросили, когда я созрел…»
Последним владельцем дома стал граф Н. П. Ферзен, генерал-майор свиты, сын того самого обер-егермейстера, что намеренно или нет застрелил на охоте своего коллегу по придворной службе В. Я. Скарятина. В молодости граф воплощал в себе идеальный тип прибалтийского аристократа – высокого роста, с военной, абсолютно прямой осанкой и «аполлоническим» сложением. Таким он запомнился юному Шуре Бенуа, когда посещал его брата Николая, с которым дружил.
Купив участок, Ферзен с немецкой практичностью постарался извлечь из него максимальную выгоду: расширил и надстроил четвертым этажом угловой флигель, выходящий на Миллионную, поглотивший старинный двухэтажный особнячок, а со стороны Мойки соорудил огромный доходный дом, приносивший, надо полагать, немалые барыши. Со временем ложноклассический фасад на углу Зимней канавки и Миллионной стал приниматься некоторыми историками архитектуры за сохранившееся творение В. П. Стасова и в некоторых изданиях даже пополнил список его работ, а Петербург обогатился еще одной легендой!