История одного эльфа. В плену. И после - стр. 29
«А вы слышали, что Фая Пилигримма в плену изнасиловали?»
«Это того, который вернулся с войны? Сына Леола Пилигримма?»
Растерянный Фай остро почувствовал за спиной присутствие отца — его уважения он добивался много лет, так хотел, чтобы Леол им гордился! А теперь… Теперь, думая о нем, родители будут сгорать от стыда. Они будут стесняться того, что Фай их сын.
Предали. Его доверие предали. Кто выдал его тайну? Эллианна? Огласт?
Пошатнувшись, Фай тяжело оперся о стену и с болью посмотрел на бывшего боевого товарища. Встретив его взгляд, Огласт покраснел и едва заметно мотнул головой. Его губы разомкнулись, беззвучно выдохнув: «Это не я».
Значит, Эллианна, его невеста. Девушка, которую он любил, перед которой обнажил душу. Он стоял перед ней на лесной поляне и со слезами на глазах рассказывал историю своих страданий. Эллианна видела его мокрые щеки, видела, как он дрожит, как тяжело ему дается каждое слово, слушала, а дослушав, побежала выбалтывать его тайны всем подряд.
Больно. Как же больно! Словно ножом ударили в сердце, да не один раз, а несколько.
Что теперь с ним будет? Какой позор!
— Нарушение общественной морали? — прогремел за спиной отец.
Повернуться к родителям, посмотреть им в глаза не было сил — слишком страшно, слишком стыдно. А вдруг там осуждение, отвращение, укор?
— Что все это значит? — Нетерпеливым жестом Леол отодвинул Фая в сторону и встал напротив незнакомцев в серых мантиях. — Какое такое нарушение? Что сделал мой сын?
«Не говорите, не говорите, не говорите…»
— Мы не имеем права разглашать информацию до суда.
— Суда? — А это очнулась от оцепенения его мать. Слушая ее голос, Фай крепко-крепко зажмурился.
— Но ведь… вы ведь не говорите о… об этом? — она перешла на шепот. — Кипящие болота запрещены. Вы ведь не собираетесь… —Ро́нафэль подбежала к сыну и вцепилась в его локоть. — Новый закон. Чудовище из Сумрака…
— Наш враг, — отрезал эльф в мантии. — Ее законы идут вразрез с нашей культурой.
— Но я уверена, что Фай ни в чем не виноват. Это ошибка. Правда ведь, милый? Почему ты молчишь?
Фай почувствовал прикосновение холодных пальцев к щеке. Ронафэль дотронулась до его лица и заставила сына повернуть к ней голову. Пришлось открыть глаза и посмотреть на мать.
— Я ни в чем не виноват, — твердо сказал он, но его слова для эльфов в сером ничего не значили. Считал Фай себя виноватым или не считал — обществу, в котором он жил, было плевать.
«Тот, кто упал, никогда не поднимется. Порок — болезнь, и эта зараза будет распространяться, как чума, если ее вовремя не искоренять. Однажды запятнавший свою честь навсегда встанет на путь разврата. Поранил палец — руби руку по локоть», — так им завещала богиня, такое мнение разделяло большинство. На снисхождение можно было не надеяться.