История моей одиссеи - стр. 6

Походив взад-вперед по перрону, я зашел в небольшой зал вокзала, который был пуст. Абсолютно. Ни души. Свет притушен, касса закрыта, стоявший в углу буфет заперт на замок.

И это было замечательно! Я лег на одну из прислоненных друг к другу кресел-скамеек из толстого дикта, и, положив руки под голову, попытался заснуть.

Но тут в голове снова начали крутиться все события теперь уже вчерашнего дня. Снова возник перед глазами наш класс, комсорг зачитывающая мои любовные письма, осуждающее гудение голосов….

Я все еще никак не мог понять, как такое могло со мной произойти; как ребята, со многими из которых я учился с первого класса, которых я считал если и не близкими друзьями, то хорошими товарищами, и никому из которых (это я знал абсолютно точно!) не сделал ничего плохого – могли вдруг вот так, в одночасье меня возненавидеть. А в том, что они меня в тот момент презирали и ненавидели, не было никаких сомнений. Вслед за этим в памяти всплыл Димка – мой лучший и, пожалуй, единственный друг в классе.

Димки на том комсомольском собрании не было – это точно! То есть он знал, что оно готовится, мог бы встать на мою защиту, но не захотел! Предпочел просто уйти, и это было уже самое настоящее предательство!..

* * *

Разумеется, я тогда просто не мог знать, что Димки Григорьева там просто не могло быть: комсорг готовила собрание втайне не только от меня, но и от него – требовала, чтобы никто не болтал, так как Димка с его взрывным характером мог выкинуть еще тот фортель, а ей нужно было единогласное одобрение. Именно поэтому мы спокойно вместе вышли из школы, затем я направился на автобус, а он – к себе домой. Тут-то меня и догнали, и повели на собрание – убедившись, что мы с ним разошлись…

Не знал я и того, что именно Димка первым поднял тревогу по поводу моего исчезновения.

В тот день отец был на вахте в море, мать с сестрой и братом, как обычно вернулась домой после семи, и мое отсутствие ее не удивило – у меня на семь вечера был назначен урок у репетиторши по химии, которая жила в другом районе города. Мне нравилось ходить к ней пешком, и пешком же обычно я от нее и возвращался, что-нибудь сочинив по дороге.

Кроме того, хотя официально урок длился 45 минут, химичка, пожилая старая дева, любила поболтать со мной о новых книгах и спектаклях в городском театре, и иногда я засиживался у нее часа по два, а то и больше.

Так что раньше половины одиннадцатого вечера мать меня бы точно не спохватилась. Но в восемь к нам позвонил Димка.

– Петьку можно? – спросил он, как обычно.

– Нет, он на уроке, – ответила мать.