История моего брата - стр. 30

. Такой человек не может совершить преступление. Спустившись, я сказал Хатидже-ханым, чтобы уходила, когда закончит работать. Она напомнила мне, что вечером придет ее сын.

– Давай-ка перенесем его приход на другой день, – предложил я. – Сегодня и так много хлопот.

На пороге я захватил зонтик и вместе с полицейскими вышел на дождливую улицу. Я хотел придержать зонтик и над ними, но они оказались от такой чести. У садовой калитки стоял полицейский фургончик, который я видел вчера. Капрал сказал мне, что они отправляли мне сообщение, в котором говорилось, что меня вызывают на допрос, но я не ответил, поэтому они приехали за мной сами. Я признался, что редко смотрю на телефон. Если бы я увидел сообщение, то, конечно, пришел бы.

– Куда мы поедем? – спросил я. Они назвали районный центр, к которому относилась деревня. Значит, придется прокатиться. Все это время Керберос лаял и рвался с цепи, словно желая сказать – если бы ты меня не привязал, тебя бы никто не увез.

Меня усадили в заднюю часть фургончика. Я подумал, что довольно странно смотрюсь в таком виде, но делать было нечего.

Море стало грязно-серым. Правду говорят, что в море отражается цвет неба – когда небо серое, вода тоже становится серой, как грязь. А каким оно было синим еще вчера! Так под дождем, через лес, по разбитой дороге, мы не без труда доехали до районного центра.

Меня подвезли к зданию розового цвета, на котором красовалась надпись «Дворец правосудия». На прокуроре, молодом человеке с тонкими усиками на усталом лице, был мятый коричневый костюм. Острые кончики воротничка рубашки задрались вверх, а пестрый галстук съехал в сторону и казался повязанным криво. Меня его вид почему-то сразу насмешил, и я поймал себя на том, что улыбаюсь, вовсе того не желая. Прокурор спросил, почему я смеюсь.

– Просто так, – ответил я.

Эти чертовы костюмы – такая штука! Стоит надеть хорошо сшитый, чистый, отглаженный костюм, как он сразу придаст вам шикарный вид; а стоит облачиться в видавший виды и мятый – превращаешься в бомжа. В общем, прокурор производил неприятное впечатление. Кажется, его мятая рубашка была еще и велика ему – манжеты доходили служителю Фемиды до середины ладоней.

Отчего-то вид прокурора вызвал у меня ассоциации, которые мне было трудно облечь в слова: пара чьих-то глаз из прошлой жизни, смотревших на меня с ненавистью и жаждой мести, ледяная от холода комната, силуэт человека, утратившего все человеческое… Ни сам прокурор, ни кабинет, в котором он сидел, никак не были связаны с этими ассоциациями, и видение тут же исчезло.