История моды. С 1850-х годов до наших дней - стр. 60
Евгений Сандов. [sic] – Всего два слова, но какая паутина романтики и волшебства сплетена вокруг них! Когда в голове всплывает это имя, вас уносит в мир мифов и легенд, где боги Вальхаллы властвовали вместе с легендарными героями Рима и Греции. Кажется почти невозможным, что материальный мир XX века вообще смог принять и окутать живого человека такой же славой. Но так случилось. Евгений Сандов – это не миф, он был живым, дышащим человеком из плоти и крови, как мы с вами. Да, но каковы были эти плоть и кровь!
Так написал Джордж Ф. Джоуэтт, отдавая дань Евгению Сандову в мартовском выпуске журнала Strength за 1927 год. Этот возвышенный и поэтичный стиль был и остается частью легенды Сандова.
Евгений Сандов (1867–1925) родился в Пруссии, в городе Кенигсберге. Слабый и болезненный ребенок, он опроверг общепринятые убеждения своего времени, что ребенку надо родиться сильным, чтобы вырасти сильным. Он сам создал свое тело и прославился как борец. Добившись известности в состязаниях, Сандов дебютировал на лондонской сцене в 1889 году. На него обратил внимание импресарио Флоренз Зигфелд-младший, который организовал выступления Сандова на Всемирной выставке в Чикаго в 1893 году и в водевиле.
До Сандова силачей можно было увидеть в цирке или гастролирующих труппах. Если другие атлеты того времени поднимали тяжести, Сандов добился известности благодаря позированию и гибкости. Создавая собственное тело, он изучал древнегреческие и древнеримские скульптуры. В процессе своих занятий он не только постигал идеальные пропорции классической фигуры, но и запоминал позы античных статуй и демонстрировал в своих выступлениях. Сандов был моделью для художников и прославился своими фотографиями, на которых изображал известные античные изваяния, в частности Умирающего галла.
Этот «отец современного бодибилдинга» сыграл важную роль в его развитии как вида спортивных состязаний и описал свои методы в книгах, которые стали важными вехами в этой области. Он пропагандировал более атлетический мужской образ, чем тот, который был популярен в конце XIX века. Его достижения повлияли на современный идеал физической формы, обретенной в спортзале. Воплощая крайности этого десятилетия, в 1890-х годах его мощная, хотя и искусственно созданная форма мужественности составляла резкий контраст с женственным эстетизмом Оскара Уайльда и со стильным щегольством Эдуарда, принца Уэльского. Если Уайльда и наследника британского престола определяла их одежда, то Сандова определяла его нагота. Джоуэтт в процитированной выше статье заявил: «Как Моисей вырвал детей израилевых из рабства, так этот человек вырвал человечество из мертвой хватки викторианского фатовства».