История мировой культуры - стр. 21

МАТЕРИАЛЬНЫЙ СТИМУЛ. Уточкин на стадионах, не боясь разбиться, летал не выше двух метров от земли, чтобы из-за заборов не глазели неплатившие.

МАТИЗМЫ, термин из немецкой монографии о русской матерной лексике. Е. Солоновича просили перевести сонеты Аретино, он ответил: «Не получится, там все необходимые слова свои, а у нас какие-то неестественные, как будто из тюркских пришли». Оказывается, нет: никаких тюркских корней, только название главного органа почему-то из албанского. Впрочем, это оспаривается.

МАТЬ. Б. Хелдт: «Мария Шкапская, как настоящая мать на суде Соломона, предпочла спасти свою поэзию, отрекшись от нее… Самая неоцененная поэтесса».

МАФИЯ. «Вор ворует, мир горюет; вор попал, а мир пропал» (Пословицы XVII в., изд. Симони).

МАЯКОВСКИЙ. «У Данте все домашнее, как у Маяковского, а у Петрарки и Тассо – уже отвлеченное», – говорила Ахматова Чуковской.

МЕДВЕДЬ. До 1815 г. Россия и Польша барахтались на Восточной равнине, как два медведя в одной берлоге, царапаясь, но чувствуя, что они одной породы. И за сто лет потом возненавиделись до потери породы, больше, чем при любых самозванцах.

МЕТОД. «Этот метод тем полезнее, что сказать нам нечего, а говорить надо» (Квинтилиан, VII, 1, 37).

МЕЩАНСТВО. Ренан восторгался г-ном Омэ: «Если бы не такие, нас всех давно бы сожгли на кострах».

МИДАС. Поэт – это «царь Мидас, [который] бреется сам и сам бегает к камышовой кочке» (письма Шенгели к Шкапской, РГАЛИ).

МИНИН. Это Мельников-Печерский открыл, что его звали Сухорук («Отечеств. Записки», 1842, № 8).

МИР. Ощущение перед миром – «у нас этого не проходили» (письма А. Квятковского к Д. Пинесу).

МЛЕКОПИТАЮЩИЕ. Есть икона: Богоматерь Млекопитательница. Гоголь путал ее с Троеручицей.

МОГИЛА Дорошевича на Волковом кладбище – рядом с Белинским. С Белинского началось заселение литературных мостков, справа лег Добролюбов и т. д.; а потом оказалось вакантное место слева – и пригодилось Дорошевичу.

МОЖЕТ БЫТЬ. Адамович о Пушкине: «бессмертья, может быть, залог» – осторожность, кружится голова от неизвестности, тогда как Лермонтов с бессмертьем неразлучен и панибратствует. Считать ли подтекстом Пушкина Раблезианское «великое peut-etre»?

Аннотация для Ленинской библиотеки: печатные карточки с такими аннотациями рассылались по областным, городским и сельским библиотекам, чтобы библиотекари знали, какую книгу ставить на выставку в день моряка, а какую в день рыбака.

А. Чепуров. Еще биография пишется… Л., 1983. «Я знал человека – на вид неказист, по сути – большой, рядовой коммунист…»; «Кому – летать, кому – ходить, кому дорога – море. Соединяет жизни нить и радости и горе…»; «Люблю я русскую природу, люблю, не чаю в ней души и в ясный день, и в непогоду, в открытом поле и в глуши…»; «Мы произносим имя Ленин – и словно дружим с высотой. Весь шар земной, весь мир овеян его прекрасною мечтой…»; «Вновь пугают, грозятся, метят в самое сердце огнем. А чего мне бояться – я живу в государстве своем!..» Такими стихами, простыми, прямыми и патетичными, выражает здесь свои мысли и чувства лауреат Государственной премии РСФСР ленинградский поэт Анатолий Чепуров, чей поэтический путь начался на приневском фронте, и до сих пор «еще биография пишется…». В новую книгу поэта вошли стихи о временах года, о казахской степи, о Пушкине («Уж с той поры я с ним знаком, когда под стол ходил пешком…»), «Поэмы из дальневосточной тетради» и публицистический цикл «Слушая будущее».