История для ленивых - стр. 28

Последний в семье, потерявший отца и брата, он еще 9 лет будет королем пиратов, пока его не казнят триумвиры.

Пленных не брали.

Никто не хотел брать.

Никто не хотел сдаваться.

30 тысяч римских граждан, вставших под знамена Республики, остались на поле боя.

Цезарь добавил Испанию к списку триумфов.

Этого ему не простили.

Там были свои.

Не важно, под какими знаменами.

Антония несли на плаще.

Прямо на его красном трибунском плаще, впитавшем кровь, но не изменившим цвет.

Мертвое лицо побелело, словно мраморное, приобрело какое-то благородство, которого Антонию так не хватало при жизни.

Клеть скользнула вниз, к земле, и рабы засуетились, устраивая мертвого триумвира на досках.

Уложили.

Барабан заскрипел, наматывая веревку, клеть пошла вверх, рука Антония бессильно болталась в воздухе, покачиваясь в такт подъемнику.

Подняли, втащили в узкое окошко, едва удержали втроем.

Олимпий, Хармиона, Ириада.

Врач и две рабыни.

Триста лет династии Птолемеев.

Давным-давно превратились в сказку и сам Александр, и разделившие его Империю.

Только Птолемеи.

Только они правили, были, существовали.

И вот финал.

Она последняя, Клеопатра Седьмая Филопатор, сидит в комнатушке на чердаке храма Исиды.

В обществе грека-врача, двух рабынь и мертвого римлянина.

И сокровищ.

Груды сокровищ, пирамиды сокровищ, всего, что было в хранилищах.

В сундуках, слитках, мешках, россыпью и в кучу наваленным драгоценным хламом.

Заботливо укрытым хворостом, пропитанной смолой тканью и дровами.

Мир Птолемеев закончится здесь.

В этой гробнице, и все уйдет вместе с ней.

Цезарион далеко, им его уже не достать.

Она не смогла дать ему Царство, но даст ему жизнь.

А там всё в руках богов.

Остальные дети просто дети.

Малыши, без нее они никто.

Им ничего не сделают.

Она выдвинула Октавиану ультиматум.

Она все подожжет, если он не… боги!

Мысли пляшут, скачут, словно бешеные, она даже не может вспомнить, что она написала в той записке!!

Если он не – что??

Что она у него требовала?

Что ей нужно, что он может ей дать, как она может им верить?

Мысли пляшут, она горько смеется, откидывается на резную спинку стула.

Она безумна или всегда была такой, была глупой, обычной дурой, как клеймили ее Катон и Цицерон?

Не важно.

Они выполнят все, любые ее условия, иначе все сокровища Египта, все ее сокровища, все богатства Птолемеев полыхнут гигантским погребальным костром.

Внизу стук.

Царица, Фараон, спускается по лестнице, словно крестьянка.

Рабыни приникли к забаррикадированным дверям, вслушиваются.

Мальчишка-вестовой Октавиана что-то кричит, разворачивая перед собой бесконечно длинный пергамент.