История для ленивых - стр. 21
Он очень любил жизнь.
Вы знаете, что такое жизнь римской улицы?
Грязной, кривой, где на голову выплеснут помои, если зазеваешься.
Отшатнешься от них, провалишься плечом в пустоту дверного проема, ввалишься в полутемный зал таверны.
Грубые лавки и столы, выщербленные глиняные кружки.
Плебс, самый гнусный и самый прекрасный в мире.
Ты пьешь с ними, поишь всех и знать не знает никто, день или ночь, стоит ли еще Рим на своих холмах или боги испепелили его молниями.
Вываливаешься на улицу в обнимку с толпой, рука на чьем-то плече, тога залита вином.
В другой руке кувшин, и ты поднимаешь его над головой, и жадно ловишь рубиновые капли губами.
Вино течет по шее, красное, словно кровь, ты хохочешь, и хохочет толпа вокруг.
Чьи-то руки надевают на голову венок из придорожных цветов, ты пьян и счастлив.
Ты не знаешь никого из них, но любишь их всех.
Они все знают тебя, кучерявого гиганта с шеей буйвола и плечами борца.
И все любят.
Рим любит Марка Антония, обожает его.
И Марк Антоний любит Рим и купается в его любви.
Война.
Не римлянин тот, кто не служил.
Даже Цицерон, и тот начинал в штабе у отца Помпея.
Не любит вспоминать, провинциал.
Сирия.
Начальник конницы у Авла Габиния.
Иудея.
Земля богов и Бога. Боги, как сложно запомнить всю эту заумную чушь.
Антоний всегда слегка пьян, но всегда приветлив.
Он любит евреев – кто у них там царь, кто первосвященник.
И евреи любят Антония.
Поход в Египет.
Цезарь и Помпей взяли деньги, и легионеры маршируют сквозь пески.
Царь Птолемей Авлет снова на троне, и Антоний машет его дочерям, смешным девчонкам, таращащимся на него из-за колонн.
Галлия.
Дядюшка Цезарь.
Дядюшка никогда не улыбается.
Глазами.
Смеяться может, а улыбаться нет.
Так хорошо!
Дикие просторы, дикие племена.
Кислое пиво, жареное мясо.
Грубые шутки, пламя костров, горящие города и штурмовые лестницы к стенам.
Легионеры любят Антония.
Антоний любит легионеров.
Сенат.
Мутный после попойки взгляд бежит по белым пятнам на скамьях.
Рядам белых пятен.
Пятна ревут, Цезарь вне закона, и глаза наливаются кровью.
Кровь льется вокруг, он сам в крови, своей и чужой.
Ее уже не отмыть никогда, но кто ж знает то, боги!!
Скачка, трубят горнисты, ритмично всплывают золотые Орлы над колонной.
Ледяная вода Рубикона кусает щиколотки, конь замирает на миг, фыркает и делает шаг вперед.
Они перешли его, и нет обратной дороги для всех.
Фарсал.
Еще вчера, буквально ведь пили в обнимку с Лабиеном у костра в Галлии.
Стояли под градом камней из пращ.
А сейчас его конница летит вперед, и красный плащ обнимает плечи Лабиена.
И плечи Антония обнимает красный плащ.