История Дэвида Л. Кауфа, увиденная им самим - стр. 7
Я не отвечаю. К чему говорить, когда слова падают как капли пролитого пива на столик ночной забегаловки.
– …И он построил дом из бумаги и разрисовал стены так, чтобы они смотрелись каменными, и зажёг факела, и он мнит, что защитил свою жизнь и утвердил свою власть.
Но это всего лишь ширма, сделанная из бумаги…
Он подался вперёд, впившись в меня взглядом.
– Мне угрожает заговор? Говори! Говори, если знаешь.
– Всему своё время…
– Время? Повелевающий временем не станет его страшиться.
– Повелевающий кораблями повелевает ли морем?
– Ты просто боишься,– снисходительно говорит он.
– Боюсь? О нет! Только не это.
– Если и есть сила, так только та, что даётся богами.
– Но кто разгадает их волю?– я пожимаю плечами.– Власть, это сила?
– Да,– важно кивает он.
– Но так ли она прочна?
Он испытующе смотрит в мои глаза.
– Ты, кажется, снова что-то сказал?
– Безумцу дозволено задавать вопросы.
– Только безумец будет задавать вопросы, на которые нет ответа!– кричит он, в гневе отбрасывая чашу.
Вино, пролившись, медленно растекается от лужи к луже…
Сцена №3
Земля взывает к тебе, зовёт скрыться, исчезнуть, холод. Кладбище.
И ты падаешь и прижимаешься к ней губами, как Первый Консул, а губы твои растрескались от жажды, и поцелуй твой страшен.
Но земля ли это, груда камней?
Они говорят: "Земля просит жертвы".
И говорю я: "Воды принесите ей, не примет она человеческих жертв, противны они ей".
Но не слышат они, вяжут мне руки, заносят нож.
Воды просит земля, проливают на неё кровь человеческую, и умирает земля, и вокруг нас пустыня…
Эпизод№7
– Когда начинаешь раздумывать вместо того чтобы действовать, непременно устроишь какую-нибудь дурацкую мелодраму.
– Хорошо. Я пас. Сделайте мне операцию и превратите меня в идиота.
Врач качает головой.
– Вы слишком категоричны.
Сцена №9
Как бабочек накалывают на булавки мороза трескучие пальцы ночного ветра, редкие огни электричества, многоэтажные айсберги чёрного стекла хранят беззвучие мёртвых коридоров, в подвалах замков мрак, в могилах трюмов песня измученных невольников, что тянутся к серному огню и плачут о солнце отнятого у них Эдема, о свете дня, они поют о плене бесконечной ночи, о грубой и жестокой хватке челюстей волн её отравленной солью слёз воды, и выскобленный ветром корабль обнимается со смертью, пробуя на вкус её поцелуй обледеневшим языком палубы.
Так гибнут лепестки цветов, оброненные в пылающий костёр холода ночи Зимы, и пальцы увядают от пожатия каменной десницы.
А кролики всё барабанят марш.
Любимая, твоё окно – око небес, его шторы – веки, сомкни их, и пусть тебе приснится сон…