Истории Горюхина - стр. 3
– Однако, – только и мог произнести я.
– Сомневаешься? – усмехнулся Константин Иванович. – Татьяна! Татьяна, голубушка, принеси мне, пожалуйста, четвертый том Николая Васильевича, тот, что с закладочкой посередине.
– Не рано ли ты Юрочке головушку забиваешь? – Татьяна Александровна смахнула чистой тряпочкой пыль с кожаного переплета и дала супругу книгу.
– Да нет, в самый раз, у Егорки мозг сейчас, как губка резиновая. Пущай впитывает, глядишь, потом в линованную тетрадочку все запишет, – не согласился с женой прадед и раскрыл потертый томик. – Вот она, вторая редакция «Ревизора», именно про нее писал Гоголь Погодину 6 декабря 1835 года: «Да здравствует комедия!» А вот реплика Бобчинского: «Сначала вы сказали, а потом и я сказал. Э, сказали мы с Петром Ивановичем, с какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит бог знает куды: в Саратовскую губернию в город Белебей? Это верно не кто другой, как самый тот чиновник».
– Саратовская губерния? – задаю вопрос и ехидно ухмыляюсь.
– Эх! – захлопнул книгу прадед Константин. – Как ты не понимаешь, что Гоголь к тому времени уже был столичная штучка. А тогда, точно так же, как и сегодня, жителю столицы, особенно недавно переехавшему из глухой Малороссии, было неприлично знать географию Российской империи, вот Николай Васильевич и показывает читателям, что, мол, ему все равно: что Саратовская губерния, что Оренбургская, что Уфимская. И сегодня попробуй спроси какого-нибудь щелкопера в Москве, где расположена Башкирия? Непременно ткнет пальцем в пустыню Гоби.
– Ладно, ладно, убедил, – легко сдаюсь и сладко зеваю. – Продолжай, что ли.
– Потом, когда белебеевские купцы, городничий, местные добчинские-бобчинские возмутились, жалобы стали писать на высочайшее имя, цензор Евстафий Ольдекоп спросил Гоголя: «Ну зачем тебе, Николай Васильевич, этот Белебей, у тебя что, проблем мало, у тебя что, поэма “Мертвые души” мертвым грузом на шее не висит?» – «Висит, – отвечал тогда поэт и драматург, – как не висеть, да так, брат Евстафий, так как-то все…» Вычеркнул, одним словом, славный чувашский город из последующих редакций. А мы, Горюхины, тем временем уже давно жили под Уфой, в Дмитриевской волости, в деревне Воскобойниково, там я, кстати, и родился 21 марта 1869 года.
– После крепостного права, выходит? – осведомленность показываю.
– После него, родимого. Но мы хоть и жили в барских деревнях, никогда холопами не были.
– А чем же тогда деревня Воскобойниково лучше деревни Подкатиловки? – спросил я, затягивая крепкий узелок в бороде прадеда.