Истоки современной политической мысли. Том 1. Эпоха Ренессанса - стр. 13
Первый вклад Бартоло был методологического свойства. Он отверг важнейшую установку глоссаторов на то, чтобы факты, несообразные закону, подгонялись под буквальное его толкование. Напротив, его базовый принцип состоял в том, что там, где закон и факты вступают в противоречие, именно закон должен приводиться в соответствие с фактами (p. 5). Как сам он пишет в комментариях к Кодексу, «не следует удивляться тому, что мне не удается следовать словам из глоссы, когда они кажутся мне противоречащими истине, разуму или закону» (Bartolus of Saxoferrato 1588f, p. 195).
В результате этого изменения стало возможно полностью аннулировать правовые претензии императора к итальянским городам. Верно то, что Бартоло начинает свои комментарии к Кодексу, соглашаясь с тем, что de jure император является единственным dominus mundi (Bartolus of Saxoferrato 1588e, p. 7). Он даже готов согласиться с глоссаторами в том, что формально империя составляет единственную юрисдикцию в Европе, в то время как независимые королевства, или regna, являются не более чем имперскими провинциями, а городские республики, или civitates, соответствуют имперским городам (p. 7). Однако, как замечает он далее, даже если император может заявить de jure, что является единственным правителем мира, есть «много народов, которые de facto не подчиняются ему». Ясно, что Бартоло думает, в частности, об Италии, поскольку отмечает, что «имперские законы, например, не обязывают флорентийцев или других, кто отказывается de facto подчиняться императорским указам» (p. 7). Позднее он подчеркивает эту же мысль, когда в своих комментариях к Дигестам обсуждает полномочия делегирования. Он соглашается с тем, что de jure только император обладает merum Imperium, высочайшей властью законотворчества. Но тут же добавляет, что «в наши дни правители городов по всей Италии» в действительности берут на себя исполнение тех же законотворческих полномочий (Bartolus of Saxoferrato 1588c, p. 69).
Как признает сам Бартоло, формально такое поведение со стороны флорентийцев должно считаться неправильным и противозаконным (Bartolus of Saxoferrato 1588g, p. 64). Но представляется неверным делать отсюда вывод, подобно Кину, что Бартоло, по сути, обеспокоен только тем, чтобы оправдать всеобщий авторитет императора и искренне не желает приписывать независимые полномочия городам (Keen 1965, p. 115). Поступать так – значит недооценивать базовую аксиому о том, что закон должен уступать место фактам. Поскольку Бартоло сочетает это утверждение с наблюдением, что итальянские города составляют «свободные народы», которые «в действительности могут издавать законы и статуты так, как пожелают», он тут же открывает совершенно новую перспективу конвенционального анализа