Источниковедение - стр. 110
Общерусское неофициальное летописание
Наряду с официальным общерусским летописанием со второй половины XV в. появляются своды, составлением которых занимались частные лица.
Эти летописи не имели официального характера и подчас противостояли сводам великокняжеским.
Один из примеров независимой местной традиции дает Ермолинская летопись (составлена в XV в.; список начала XVI в.). В ряде случаев она приводит оригинальные сведения. Ее сопоставление с текстами близких ей сокращенных сводов (Погодинского, Мазуринского и Соловецкого видов Сокращенного летописного свода 1493 г. – всего 13 списков), а также Устюжского летописца позволяет говорить о том, что все они восходят к общему протографу – севернорусскому своду 70‑х годов XV в., созданному, по всей видимости, в Кирилло-Белозерском монастыре. Наряду с московским великокняжеским летописанием (Московские своды 1472 и 1479 гг.) его основу составили новгородские летописи и какой-то ростовский или суздальско-ростовский источник. Составление севернорусского свода именно в Кирилловском Белозерском монастыре подтверждается несколькими аргументами. Не будучи официальной летописью ростовских архиепископов, он демонстрирует повышенный интерес к истории северных, заволжских районов Ростово-Суздальской земли, где и был расположен монастырь. Наконец, его текст был использован при составлении в Кирилло-Белозерском монастыре сокращенного «Летописца русского» XV в. и кратких летописчиков XV–XVI вв.
Неофициальный характер Кирилло-Белозерского свода 70‑х годов XV в. (он не был даже официальным сводом монастыря) позволял его составителям высказывать независимые суждения о политике великого князя, поддерживать опальных политических и церковных деятелей (например, ростовского архиепископа Трифона, московского воеводу Федора Басенка и др.), критически отзываться о ярославских чудотворцах. Несмотря на, казалось бы, частный характер, данный свод на самом деле был общерусским. Об этом говорит круг источников, использованных его составителями, и широта затрагиваемой в нем тематики. Именно благодаря общерусскому характеру он получил широкое – хотя, естественно, неофициальное – распространение.
Другим примером местного независимого летописания выступает неофициальный свод 1489 г., составленный в кругах, близких ростовской архиепископской кафедре. Он восстанавливается при сличении Типографской летописи с Софийской II и Львовской летописями. Особая роль в его реконструкции отводится Типографской летописи, известной в десяти списках. Они объединяются в две редакции: более ранняя отражена в Академическом и близких ему семи списках, а более поздняя – в Синодальном и подобном ему Библиотечном. Источниками для этого гипотетического свода послужили Московский свод 1479 г., два неизвестных источника, близких Лаврентьевской летописи (причем один из них описывал ростово-суздальские события, не известные другим источникам), и, вероятно, записи, которые велись при ростовской владычной кафедре. Эта летопись была независима, но вполне лояльна к московской великокняжеской власти. Именно руке ростовского летописца, видимо, принадлежит целый ряд рассказов, включенных в общерусские своды (в частности, о стоянии на Угре). В конце XV – начале XVI в. этот свод был отредактирован в кругах, близких к ростовскому архиепископу Тихону. Возможно, именно в это время в него были включены фрагменты великокняжеской летописи.