Истинная для Василиска - стр. 4
– Да у меня его и так через край, – буркнула я, удрученно вздохнув и слушая, как вдребезги разбиваются последние романтические иллюзии.
– Прости? – Макс нахмурился.
От ответа спасла нужная нам дверь. Просторный и очень красивый номер восторга не вызвал, скорее, добавил уныния и тоски. Макс предложил мне занять комнату с огромной кроватью в форме сердца, где даже подушки оказались расшиты сердечками. Давил на самое больное, зар-раза! Сам же занял комнату попроще, с обычной кроватью.
Первым делом я прошла в ванную, чтобы помыться с дороги и спрятаться от всевидящего взора начальника. Не хотелось вымещать на нем злость за свои безответные чувства. Он ведь не виноват в том, что я его полюбила. Хотя, безусловно, мог бы родиться не таким красивым и менее разборчивым в связях!
Даже решив уйти, я вела себя так, словно ничего не изменилось. И из душа выпорхнула причесанной волосок к волоску, в мягких домашних туфлях и теплом элегантном платье. Пыльно-розовый очень мне подходил, а шалевый воротник добавлял изящества. Пока были дома, мне часто казалось, будто Максу нравится именно этот наряд. Он словно смотрел на меня по-особенному. Пусть это лишь мои иллюзии, но я упорно за них цеплялась.
Как было отпустить его? Такого привычного мне? Уже родного, знающего меня и мои привычки? Как?! Еще пару минут назад казалось, будто вода помогла смыть негатив и добавила спокойствия, но Макс вновь распалил безжалостный огонь. Я смотрела на начальника и горела от безответного чувства.
А он стоял, завязывал галстук у зеркала в гостиной и думал о чем-то своем.
Я не вынесла: подошла и развернула Макса к себе.
– Сейчас в моде другие узлы, – сказала с легкой улыбкой.
Распустила галстук и завязала все заново. Затем опустила воротник рубашки и поправила полы пиджака. Отступив, осмотрела начальника с головы до ног и вынесла вердикт:
– Совершенен. Как всегда. Вот только одет слишком легко для местного климата. Рекомендую заменить пиджак на пуловер. В нем будешь не менее обворожителен.
Макс почему-то не спешил отвечать. Стоя напротив, он хмурился, словно пытался вспомнить, что хотел сказать. А потом выдал то, о чем совсем недавно говорил:
– Я сейчас уеду, и тебе придется остаться одной до вечера. Только никуда не выходи.
– Даже по гостинице не гулять? – уточнила я.
Он покачал головой, скользя взглядом по моему платью.
– Можно узнать, почему? – попыталась я выяснить нюансы о «деле всей его жизни».
– Опасно, – тихо ответил он, глядя на воротник моего платья. Затем, посмотрев на губы, отвернулся к зеркалу и сообщил недовольно: – Здесь… всякое может произойти. Поэтому дождись меня, и я все расскажу. Хорошо? Как раз отоспишься, и настроение вернется.