Испытания сионского мудреца - стр. 38

Все старались захватить хорошие пространства, где меньше людей, но их было везде полно. И мы искали. Ничего лучшего не найдя, увидели маленький островок – участок чёрного песка с камнями, где казалось, можно было посидеть в относительном спокойствии. Только стали приближаться, как из-под какого-то камня выползла «старуха Шапокляк» с собачкой на цепочке. Отпустив паршивую собачку с цепочки и разобравшись, что мы не немцы, Шапокляк решила нас припугнуть собачьей и своей вставной челюстью: «Hund beißt, beißt!» – показала она нам свою вставную пасть, как она и собачка это делают! Пришлось и мне показать, как я это делаю. У себя дома немцы собачек держат на цепочке, боятся, чтобы те кого-то не укусили – платить придётся! А здесь ещё и натравливают на нас «испанцев»! Это их земля, а не они у нас – «испанцев» в гостях! Открыв свой рот, зарычал «по-русски» и, показав свои ещё острые и не вставные клыки, пошёл на собачку в атаку, приговаривая по-немецки: «Ich beiße aber sehr gerne und sehr schmerzhaft (я, однако, кусаюсь очень охотно и очень болезненно!). Ich werde stark zubeißen (я сильно укушу!)». Услышав, а главное, увидев всё это, собачка поджала свой вонючий хвостик! Она и не думала даже кусаться! А вслед за ней и Шапокляк перехотелось нас кусать, и мы отвоевали этот кусочек испанского побережья! Как говорят немцы: «ein bisschen Spaß muss sein (немножко шуток обязано быть!)».

Наш трёхзвёздочный отель располагался в центре зоны отдыха, вокруг было много магазинов, и мы их посещали от нечего делать. В одних торговали чёрные испанцы, в других тоже чёрные, но не испанцы, а пакистанцы. У испанцев было все дорого, а у не испанцев на редкость дёшево! Видеокамера стоила 150–200 евро. Почему бы ни сделать подарок детям, решили мы. Продавцы, их было двое, очень оживились и мгновенно согласились, вместо 200, видеокамеру за 150 евро продать! Чувствовалось, что и на меньше согласились бы. «Почему так дёшево?» – поинтересовался я. «А здесь свободная торговая зона!» – пояснили торговцы, показывая запылённую камеру с прилавка. «Хорошо, дай нам только новую и в упаковке» – согласился я, заметив, что эта какая-то разболтанная и хлипкая, как детская игрушка. «Давай, плати! Деньги давай!» – как грабитель Мутко в Берличеве «на заре моей туманной юности», уже требовал пакистанец. «Дай раньше камеру в упаковке», – вместо того, чтобы в морду, как в Бердичеве дать, культурно предложил я. «Её здесь нет, – наивно объяснили мошенники, – сейчас принесём, через 15 минут, плати!». – «Так, за что платить?!». «Она далеко! – показали пакистанцы в сторону Китая и одновременно в сторону Пакистана, понял я. – Она в другом магазине, мы её сейчас принесём». – «Вот, когда принесёте, тогда и заплачу!». Видя мою несговорчивость, пакистанец стал предлагать другую камеру, тоже без упаковки: «Эта камера намного лучше той!» – показал он брезгливо на ту, которую, только что нахваливал. «А та – предыдущая плохая?» – спросил я. – «Очень, очень плохая – плохо видно, мало пиксель! И к ней нужно докупить ещё многое, чтобы что-либо увидеть!». «Ещё одну камеру – настоящую Sony?» – спросил я. Конечно, пакистанец не понял моей шутки, и продолжал расхваливать это дерьмо, которое лучше предыдущего дерьма, и которое он до этого, как не дерьмо хвалил. «Давай эту купим, хоть и дороже, но лучше!» – предложила жена. «Нет, мы у них уже ничего не купим! – твёрдо сказал я себе, а жене озвучил: – Лохи остались в Питере!». «Давай, давай! Покупай, бери!» – стал хватать меня мошенник за руки. «Через 15 минут приду, только за деньгами схожу! У тебя же нет камеры при себе! – объяснил я ему. – А у меня денег нет при себе!». Пакистанец на меня так же недоверчиво смотрел, как и я на него, когда он обещал камеру через 15 минут принести. Врун вруна понял! После пакистанцев зашли к испанцам в магазин. – «Почему у вас дорогие камеры, а напротив дешёвые?». «Покупайте у пакистанцев, – раздражённо, но тихо, чтобы их не услышали пакистанцы, ответили «бывшие гордые» испанцы, – покупайте их дешёвые подделки». «Вот тебе и колониальная держава! – подумал я. – Сейчас сами превратились в колонию! Боятся своих рабов – бывших! Бедный Колумб, чтобы он сказал!».