Испытание реализмом. Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя) - стр. 57

Кажется, Куприн сказал в начале века: «Сейчас в России каждый смуглый юноша – великий русский писатель!»

Так вот. В 1995 году вышел роман Полякова «Козленок в молоке». Юрий Михайлович в нашей беседе под диктофон рассказывал: «…Это было мое возвращение в литературу. Меня, естественно, пытались замолчать… И, к всеобщему удивлению, «Козленок в молоке» имел феноменальный успех. Он стал расходиться большими тиражами (а в то время резко упали тиражи такой прозы). Я тогда сотрудничал с издательством «Олма-Пресс». И критика роман абсолютно замолчала. Делала вид, что его нет. Но зато был колоссальный читательский интерес. Ну и дальше пошло-поехало.

Начиная с этой вещи либеральная критика занялась именно системным замалчиванием. Они поняли, что если к читательскому интересу добавить еще активный разговор критики, пусть даже абсолютно разгромный, это будет резонировать. И они выработали в отношении меня технологию замалчивания, которую до сих пор успешно используют.

Наталья Иванова в огромной статье о прозе первого десятилетия XXI века даже не упомянула мое имя. Такие дела!»

Справедливо считается, что в «Козленке» Поляков вынес приговор постмодернизму.

…Если пробежаться по названиям произведений, опубликованных в 1994−1997 гг. в журнале «Новый мир», то название ненаписанного псевдоромана «В чашу» (материальной интриги «Козленка в молоке») покажется вполне достойным того квазифилософского забора названий, которым «Новый мир» отгораживал свою территорию:

«Введение в Авалианины камни».

«Сквозь разломы оконченной жизни».

«Длинные свечи долго горят».

«Я надуваю пузырь тишины и уклада».

«Не узнавая языка».

«Узрение существа музыки при посредстве существа женского и безумия артистического».

«Вулкан дымится».

«Сад грез».

«Чудится, светит, мерцает».

«Онлирия».

«Аллилуйя».

«Кто стучится мне в ладонь».

«Новое под солнцем».

«И в две и в четыре стопы».

«Летучая мышь и другие».

«Чаши маленьким богам».

«Поскольку мы не летаем».

«В час разомкнутых объятий».

«Мятные пряники времени в розовом клюве».

«Осязание».

«В отечестве другом».

«Десять стихотворных приложений к бойкому месту».

«Из пламени рука».

«Воздушными глазами».

«Колокола и облака».

«Духи и буквы».

«Невозможно охватить все существующее».

«Мель с разводами ветчины».

«Ты мимо на плоту летишь».

«Музыка ребер».

«Пробоина в воздухе».

«Изморозь, оторопь…»

«Окладбиществление».

«Дракон, гидра и рыцарь».

«Отчего дрожит рука?»

«Сладкий запах вторых рук».

«Лизиум теней».

«Тираноборчество и клоунада: смертельный трюк».

«Обезьяньи дети, всеобщее понятие собаки и скука вечности».

Можно было бы посмеяться над ложной многозначительностью некоторых названий и загогулистостью шифрованных нулей, но Поляков уже посмеялся. Постмодернизм. Тенденция, однако…