Исповедь старого молодожена - стр. 20

Тем не менее, я посчитал галлюцинацию добрым знаком и решил действовать.

– Девушка, можно с вами познакомиться? – сказал блондинке не я.

А кто? Кто посмел сказать это без пяти минут моей блондинке?

Я даже слез со шторы, чтобы получше рассмотреть эту наглую рожу, которая не стала напрягаться и использовала такой пребанальнейший способ подкатить. Рядом с моей красоткой вертелся какой-то рыжий худощавый паренек размером с прыщ. «Да неужели?» – булькнуло мое уязвленное эго. Почему вот так всегда: чем короче, тем нужно длиннее?

Блондинка не успела ответить. Хотя не уверен, что она вообще собиралась. Потому что в этот момент из-за моей шторы, на которой я висел минуту назад, вышел двухметровый шкаф со сковородкой в руке. Не икеевский шкаф – живой шкаф с косой саженью в плечах. С саженью и со сковородкой, да. Я не знаю, что такое «косая сажень», но звучит угрожающе, а выглядел мужик именно так.

Дверцы шкафа тире ноздри мужика в бешенстве подрагивали. Это почти закон природы: если пытаешься познакомиться с красоткой, поблизости от которой завалялся ее мужчина, то им обязательно окажется чемпион мира по кёкусинкай. Двухметровый мужик и без сковородки провоцировал заикание. Даже у меня, невиновного. Мне было страшно просто от того, что я оказался в одном квадрате с его женщиной. А про рыжего доходягу и говорить нечего. Он, такой тепленький, просто просился в некролог. Здоровяк мог дунуть на него, и тот переломился бы в пояснице. Я тихонько целовал штору за то, что она не отпустила меня к красотке и тем спасла мне жизнь.

Дальнейшее происходило беззвучно, как в немом кино. Говорили только взгляды.

– Беги, – сказал взгляд красотки.

– ААААА, – сказал взгляд рыжего прыща.

И прыщ побежал. Буквально. Опрокинув стеллаж «Альберт» на своем пути.

А взгляд двухметрового шкафа ничего не сказал.

И только по тому, как дернулась его рука, я понял, что шкаф инстинктивно собирался метнуть в рыжего сковородку. Красотка заученным движением выдернула утварь у него из сарделькообразных пальцев.

Видимо, не в первый раз.

Всю свою жизнь я пил камерно. И даже кулуарно, без общественного резонанса. Кухни, подъезды, дворы, плацкарты, скромные кафешки и шалманчики, максимум – буфет.

Когда друзья звали меня на дискотеку, я отказывался, поскольку там могли оказаться женщины. Женщины в ту пору представлялись мне в зоологическом ключе, в виде самок богомола. Чего я боялся, непонятно, ведь самки богомола съедают своих жертв после того-самого, а то-самое с моим испуганным лицом мне точно не грозило.

Но как-то раз в начале двухтысячных меня обманом заманили в настоящий ночной клуб. Мне пообещали джаз. Предложение послушать джаз в час ночи не показалось мне подозрительным. Меня обманули лишь отчасти. В том клубе на двух высоченных тумбах действительно стояли два саксофониста и наяривали танцевальную музыку под сопровождение диджея. Саксофон на таких оборотах ревел, как движок спорткара, но ритм задавал электрический. Мы еще не сели за столик, а я уже подпрыгивал, искря. В клуб мы попали по блату, через каких-то светских знакомых. Их там все знали, и они всех знали, я делал вид, что тоже всех знаю, но все как-то странно от меня шарахались, видимо, не желая знать меня.