Исполняющий обязанности - стр. 3
Тех, кто уехал из города, я, конечно, не искал (а уехала треть), но из оставшихся по специальности работает что-то около пяти. Около – поскольку двое из них в декретном отпуске. Нет нужды в биологах в нашем славном Чернозёмске. Даже в школах. Старых учителей выгонять приходится, куда уж новых-то брать.
Почему вообще поступил на биофак, да ещё в Чернозёмске? Потому что на биофаке работал профессор Рукавишников. Исключение из правил. Учёный с всероссийским именем. Я хотел разобраться в некоторых интересных для меня вещах, и считал, что Рукавишников мне поможет. Не могу сказать, что ошибся полностью. Целый год я учился у профессора Рукавишникова, тот вцепился в меня – интересный-де случай, я вцепился в него, так и жили. Но Рукавишникову зимой исполнилось семьдесят четыре года, намекнули, что пора на покой, освободить дорогу молодёжи (невестке вице-мэра, если расставлять точки над ё). И он уехал к внуку. В Великобританию. Мы с ним переписываемся, но ради переписки учиться в нашем университете не обязательно. К тому же то, что мне нужно было выяснить, я выяснил: российская наука ещё далека от решения моей проблемы. Проблем много, учёных мало, денег вовсе нет. Разве что где-нибудь в тридевятые годы появятся. Но вы держитесь.
Потому я решил годик побыть вне местного университета. Даже два или три. Сколько потребуется. А там можно будет и продолжить учёбу. В МГУ, к примеру. И я стал думать, чем заняться сейчас. Можно было отправиться в Москву, можно – в Санкт-Петербург, армейские друзья звали. Можно было на Каспий – тоже звали. Можно было заявиться куда-нибудь незваным, да вот хотя бы в Крым, охранником или официантом. Опыт есть, и неплохой опыт.
Но я решил три дня подумать.
Хватило и одного: в среду ко мне пришёл Александр Николаев, младший партнер юридической фирмы “Николаев и сыновья”, и сообщил, что мой дядя умер, и я его единственный наследник. А его, Александра Николаева, задача – ввести меня в права наследования.
Чувствовал себя юрист в “однушке”, что я снимал, не вполне уютно (в ней даже тараканы чувствовали себя не вполне уютно, потому и разбежались ещё год назад), но я не суетился. Усадил его на чистый стул, загородил кровать ширмой, китайской, но в японском стиле, почистил зубы, причесался, оделся в костюм номер два, и лишь затем спросил, о каком наследстве, собственно, идёт речь, и в чем заключается процесс введения в права наследования.
Дядю моего, Федора Федоровича Анкундинова, я видел лишь однажды, четырнадцать лет назад, на свадьбе у тётушки, чьё имя останется неупомянутым. Перекинулся с дядей парой фраз, мать меня одёрнула, отчего-то дядя ей не нравился, и больше я с ним не разговаривал, а потом и не виделся. После гибели родителей родственники поделились на тех, которые приняли во мне участие (таких оказалось немного), и тех, кого я не интересовал. К последним отнесся и Федор Федорович Анкундинов. Разумеется, я ответил симметрично: с первыми поддерживал и поддерживаю отношения, о вторых не вспоминаю. Впрочем, дядюшкой мне Анкундинов был весьма далёким: с моим отцом они были троюродными братьями, следовательно, общими у нас с ним была моя прапрабабка, о которой мне ничего не известно. Откуда? Родители погибли, а родственники такой не помнят. Кто у нас помнит чужую прапрабабку, родившуюся, поди, в девятнадцатом веке?