Исполин войны. Первые месяцы войны - стр. 10
– А самому, слабо?! – ухмыльнувшись, спросил Зиновий.
– Не слабо. Ты на слове меня, как фраера, не лови! Молод ещё. Как сам видишь, мне здесь, ещё долго чалиться…. Да и к тому же, на войну, воров не берут! Закон не позволяет.
– Хорошо. Я обещаю!
– Ну вот, теперь и ладушки, – смягчая тон, произнёс напоследок Седой, – вроде как, и поговорили….
Зиновий Калабанов повернулся по-военному, на каблуках и, не оборачиваясь, вышел вслед за своими товарищами, в деревянную дверь барака. Хлопнув ею на прощание, в знак того, чтобы сюда больше, никогда не попадать. Душа трепетала, от радости и гордости, что он стал нужен Родине! Его помиловали! Но, тревога оставалась. «Что, будет завтра? Немца остановим, погоним восвояси, а им что, обратно в лагеря?!» И эта мысль, тревожила и выворачивала душу наизнанку….
…всё темнеет перед глазами, перед ним появляется видение танцплощадки…
…играет музыка. Лёгкий туман, кружится у ног танцующих пар. Из воздушного облачка, выплывает облик, его Александры. Девушка, в лёгком ситцевом в цветочек платьишке, парила на танцплощадке, и не сводила с него глаз. Зиновий, сделал шаг к возлюбленной. В ответ, она послала ему воздушный поцелуй, и тихо прошептала, спокойным и уверенным голосом:
– «Любимый, всё, будет, хорошо!»….
Калабанов не сводил с девушки взгляда. Её голос, звучал обволакивающе, успокаивающе и чарующе. Казалось, что всё тело, подвластно его силе. И каждая клеточка, проникалась этой силой, силой любви и веры.
– «Любимый, всё, будет, хорошо!»…. – и облик Саши растаял.
Видение пропало. Вокруг, всё тот же лагерь. Калабанов, осмотрелся по сторонам, тряхнул головой и пошёл к проходной.
На душе у него, от этих слов, стало как-то спокойней и теплее. Чёрные мысли, отошли на дальний план. Остались, только о любимой Шурочке…. Так захотелось обнять, прижать к себе и вдохнуть запах её волос! И целовать….
– Калабанов! – окликнул его, один из надзирателей, – Шевели ластами!
Бывший зек, прибавил ходу.
На проходной, Зиновия, никто досматривать не стал. Так лишь, похлопали руками для отвода глаз, поскольку надзиратели и охрана, наверняка были уже предупреждены Седым, и лишь едва заметно улыбались.
Майор из центра, держа в руках завёрнутые в полотенце обещанные бублики, махнул на прощание вышедшему проводить его начальнику лагеря. Так же молча, посадил полтора десятка бывших заключённых в крытую полуторку, в которой сидели ещё два вооружённых винтовками молодых и полусонных солдата. Те, завидев майора, встрепенулись. Сделали серьёзные мины, с напускной строгостью, и грузовик в полной тишине укатил в ночь, растворяясь в темноте.