Испанец. Священные земли Инков - стр. 23
– Понятно… А еще понятно, что он пользуется тем, что у него неприкосновенность.
– Как видишь, положение сложное, и поэтому мой долг – доставить тебя живым и здоровым к Верховному жрецу… – Он многозначительно помолчал. – Или помешать тебе перейти на сторону Атауальпы.
– Ты не оставляешь мне особого выбора, – согласился испанец. – А что будет, если Верховный жрец придет к выводу, что я не имею отношения к Виракоче?
– Я этого не знаю.
– Точно не знаешь? Уверен, что не натянут мою кожу на барабан, как только что проделали с Хинесильо?
– Знатный иностранец, пусть даже не обязательно бог, может спокойно жить в Инкарии, и при этом его никто не будет превращать в «рунантинья». Не все здесь такие дикари, как Чили Римак.
– Полагаю, что мне придется подвергнуть себя такому риску, – кротко сказал испанец. – В конце концов, еще капитан Писарро меня предупреждал, что, оставшись в Тумбесе, мы рискуем шкурой, хотя я и подумать не мог, что его предсказание исполнится прямо так буквально.
Он поднялся с места, взял аркебузу и изобразил воодушевленную улыбку.
– Вперед! – сказал он. – Куско ждет…
Холодная, темная и бурная река прокладывала себе путь между головокружительных каменных громад, ударяясь о скалы, таща за собой камни, обламывая ветви и производя оглушительный шум, который был слышен уже на вершине горы, а затем все время нарастал по мере того, как крутая и петляющая тропинка спускалась к ее руслу – великолепному каменному ложу из отполированного плитняка, которое могло бы считаться идеальной артерией, если бы не пороги, которые время от времени вдруг возникали при небольших перепадах высоты.
После четырех изматывающих дней похода, взбираясь по скалам, двигаясь по краю ущелий или пересекая заболоченные пустоши, Алонсо де Молина начал понимать, почему эта цивилизация не знала колеса – по крайней мере, не обращала ни малейшего внимания на его использование, – поскольку на этих дорогах с постоянными спусками-подъемами любая повозка очень скоро превратилась бы в громоздкую обузу.
С тех пор как море окончательно скрылось у них за спиной, пейзаж превратился в мир камня и снега, пугающий и одновременно завораживающий; до такой степени необыкновенный, что даже андалузец, полагавший, что он уже повидал все на свете, испытывал глубокое потрясение.
«Грандиозность» было самым подходящим словом, чтобы попытаться хоть как-то определить чувства, которые охватывали его, когда он поднимал взгляд и видел перед собой каменную громаду, отвесно поднимавшуюся над его головой на тысячу с лишним метров, или обозревал с какого-нибудь пригорка мощную гору, основание которой, вероятно, не поместилось бы и на половине провинции Хаэн. Расстояния, а главное, высота и объемы не имели ничего общего с тем, что он встречал до этого. Да, конечно, ему потребовалось больше месяца, чтобы переплыть океан, но там каждый день взгляду открывалась одна и та же картина, плоская протяженность воды почти не менялась и не предлагала точек отсчета, которые бы позволили составить ясное представление о ее подлинных размерах.