Размер шрифта
-
+

Искусство феноменологии - стр. 17

Гуссерль не объясняет, каким именно образом произведение искусства «перемещает нас» в эстетическую установку, однако он исписывает сотни страниц, разъясняя различные аспекты феноменологического ἐποχή и феноменологической редукции. Необходимо покинуть «естественную установку», отказаться от привычной вовлеченности в настоящую жизнь, и принять установку неестественную, феноменологическую установку, которая приостанавливает всякое «понимание» и узнавание мира; только так можно достичь чистого «созерцания». «Как можно меньше рассудка, но по возможности [больше] чистой интуиции (intuitio sine compre-hensione)»[96], – требует Гуссерль в лекциях 1907 года. Гуссерль настаивает на примате созерцания, видения, по отношению к пониманию, то есть к рассудочному знанию, основанному на интерпретации и дедукции – подобно тому как Шкловский подчеркивает «видение», противопоставляя его рассудочному «узнаванию».

Если говорить очень грубо, то формалистическая концепция искусства состоит в тезисе «искусство удивляет»; однако удивление понимается формалистами достаточно специфически. Удивляться мы можем по-разному: удивление читателя, который читает повесть Тынянова «Восковая персона», заметно отличается от удивления персонажей этой повести перед «натуралиями», собранными в Кунсткамере. Формалистическая эстетика – в отличие, скажем, от романтической эстетики, которой она в значительной степени наследует[97] – не интересуется ничем «монструозным», чудовищным; формализм как будто следует заветам Хайдеггера[98] и ищет необычное скорее в обычном, в привычном. Другими словами, удивление находится не на стороне объекта, а на стороне субъекта, на стороне восприятия: мы удивляемся не чему-то, а тому, как оно явлено нам, как оно показано нам. Привычное есть то, что само собой разумеется, то, что мы воспринимаем автоматически; что мы узнаем, но в собственном смысле слова не «видим»: то, на что мы смотрим глазами, но не замечаем, не ощущаем этого видения, и значит, не видим самой вещи.

«Автоматизация» для Шкловского связана с приматом рассудочного, когнитивного над чувственным[99]: привычное, то есть автоматически опознаваемое, и «ощутимое» исключают друг друга. «Мы не переживаем привычное, не видим его, а его узнаем»[100], – говорит Шкловский. Автоматизация опыта, составляющая суть привычки, делает незаметным течение жизни, а значит, необходимы все новые и новые художественные приемы, направленные на то, чтобы «вернуть человеку переживание мира»[101]. Роль остранения как «ноэтического принципа»

Страница 17