Искушение прекрасным. Классическая музыка в современной массовой культуре - стр. 1

Пожалуй, единственной точкой, в которой сходятся взгляды большинства исследователей массовой культуры, является признание ее пластичности и невозможности универсального, раз и навсегда заданного, определения. При всей стандартности формул, используемых массовой культурой, сама она оказывается предельно многоликой и не поддающейся четкой классификации. Изучение массовой культуры стартовало практически одновременно с ее появлением в конце XIX века, и на протяжении всего последующего столетия научная мысль пыталась выработать базовые конституциональные характеристики данного феномена. Однако практика демонстрировала удивительную неподатливость терминологической «герметизации», обнаруживая все новые, «не учтенные» теорией градации и контуры этого понятия. Суть же кроется в том, что гуттаперчевость, умение сиюминутно адаптироваться к вызовам времени и запросам общества являются определяющими качествами массовой культуры. Ее константность заключается в изменчивости, обеспечивающей жизнеспособность и востребованность этой грандиозной системы.

Один из краеугольных вопросов, обращенных к массовой культуре, связан с механизмом ее образования: «спускается» ли она сверху власть держащими структурами (в том числе массмедиа) или же генерируется изнутри самим обществом. Истина, как обычно, находится посередине. Возникновение тех или иных явлений массовой культуры – это обоюдонаправленный процесс взаимовлияния общества, технологий и создателей культурных продуктов, во многом остающийся непредсказуемым, несмотря на прогнозы многочисленных аналитиков и моду исследований в фокус-группах. История показывает, что «спущенным сверху» скорее является само понятие массовой культуры и стереотипы ее толкования интеллектуалами ХХ в.[1] Критику развития подобных представлений Алан Свингвуд выразил в радикальной формулировке: «Нет массовой культуры или массового общества, но есть идеология массовой культуры и массового общества»[2]. При всей категоричности данного утверждения за ним скрывается призыв к отмене эстетических и идеологических критериев в оценке массовой культуры, столь свойственных большинству посвященных ей работ. Ведь вплоть до конца 60-х гг. ХХ в. изучение массовой культуры зачастую базировалось на негативно-пропагандистских предубеждениях. И только с середины прошлого столетия на Западе происходит смена исследовательской парадигмы в сторону культурного плюрализма, характеризующаяся «сдвигом с вопросов доминирования, легитимности и жизнеспособности массовой культуры к более прозаичным проблемам того, кто потребляет, что, где и как»[3].

При всей относительности понятий массового, популярного и элитарного необходимо в очередной раз к ним обратиться, так как именно процессу их взаимодействия посвящено данное исследование.

Начнем с пары «массовое vs элитарное».

До середины ХХ в. связь между массовой и элитарной культурой выражалась именно с помощью знака vs, versus’а – противопоставления, задаваемого, в частности, категориями «высокого» и «низкого». На протяжении столетия (фактически с середины XIX в.) дифференциация массового и элитарного была основополагающим «водоразделом» не только в понимании культуры, но и в установлении социальной стратификации[4]. По меткому наблюдению Бориса Дубина, с одной стороны эта оппозиция вводила начало единства, связности, системности на переходе к «модерновому» обществу, а с другой – обозначала механизм динамики, развития, выражения и смены авторитетов, типов поэтик и выразительной техники[5]. На сегодняшний день, во-первых, как практикой, так и научным сообществом признана полная диффузия понятий массового и элитарного, их постоянное взаимовлияние и взаимоперетекание. Вследствие чего и, во-вторых, элитарная (высокая) культура становится лишь