Искушение государством. Человек и вертикаль власти 300 лет в России и мире - стр. 4

Всё это – азбука. Даже скучно – А, Б, В, Г, Д. А жизнь – какова? Цензура избыточна? Или, наоборот, можно видеть, как она не успевает за жизнью и как идеи, несущие разрушение, накапливают силу. И причем не обязательно «творческое разрушение». Что делать, когда госаппарат – сам по себе – вырывается из рук общества и начинает быть не тихим незаметным механизмом, а самодовлеющей силой, со своими крайними идеями, со всем размахом подавления всех, кого он считает «мимо образца»?

«Пройти по острию ножа». Чувство меры, рациональность, прогрессивность. Желание блага. Не желай ближнему своему того, что не желаешь себе сам. Понимание того, что ничто не вечно, и нормы этики никогда и нигде не бывают неизменны и тоже развиваются. Выживание, «плодитесь и размножайтесь», благосостояние, «живите как можно дольше» и, наконец, любовь к своему народу – может быть, это и есть главные принципы цензуры? Или, что то же самое, мира обращения идей?

Есть области, где учат на крайностях. Попробуем и мы разобраться в крайностях цензуры, чтобы понять, как жить с ней.

Родословную цензуры в России ведут от Киевской Руси («список отреченных книг», апокрифы). XVIII–XX века – крепость цензуры растет. Под закат царствования Николая I, в начале 1850-х, «расплодилось свыше двадцати различных специальных цензур всевозможных ведомств».[3] Цензурный устав 1804 г. – 47 статей, 1826 г. – 230 статей.[4] В последней четверти XIX в. ежегодно рассылались десятки запретительных циркуляров (Словарь Брокгауза и Ефрона). В 1865–1880 гг. приостановлено 52 издания, в 1872–1879 гг. – 60 запрещений розничной продажи.[5] За 80 лет (1825–1904 гг.) цензурой отдано под нож 248 названий книг. Реальных запретов (у них масса форм) было в десятки раз больше.[6]

Всё это, конечно, детский лепет в сравнении с тем, как цензура развернулась в XX веке. В 1938 г. в СССР контролю цензуры подверглись 8,6 тыс. газет, 1,8 тыс. журналов, 40 тыс. книг тиражом почти 700 млн экз., 74 радиостанции, 1,2 тыс. издательств, 70 тыс. библиотек.[7] «Число только русских изданий, прошедших официальную советскую цензуру и впоследствии уничтоженных, превышает, по нашим подсчетам, 100 тыс. названий. Что же до… количества уничтоженных экземпляров, то об этом мы можем судить лишь приблизительно. Тираж конфискованных дореволюционных книг редко превышал… 1200 экземпляров: таким образом, уничтожению подверглось примерно 250–260 тыс. книг. Если учесть, что тиражи таких книг в советское время колебались от 5000 до 50 000 экз. (порой они доходили и до полумиллиона) и принять за основу средний, то мы получим устрашающую цифру, во всяком случае превышающую миллиард экземпляров. При этом нужно иметь в виду, что сюда не входят миллионы и миллионы экземпляров книг, истребленных в результате «очистки» массовых библиотек по линии Главполитпросвета».