Искупление - стр. 7
Лола с полным безразличием смотрела в сторону. Брайони удивилась:
– Как можно ненавидеть пьесы?
– Они просто повод, чтобы покрасоваться, – объяснил Пьеро и пожал плечами в знак того, что это очевидно.
Брайони вынуждена была признать, что в его словах есть резон. Именно поэтому она как раз и любила пьесы, по крайней мере собственную; все должны были обожать ее. Глядя на мальчишек, под чьими стульями образовались лужицы, вода из которых уже начала просачиваться в щели между половицами, она понимала, что они никогда не разделят ее честолюбивых устремлений. Тем не менее Брайони постаралась смягчить свой тон:
– По-твоему, Шекспир просто хотел покрасоваться?
Пьеро бросил тревожный взгляд на Джексона. Воинственная, как казалось Пьеро, фамилия была ему смутно знакома, от нее попахивало школой и взрослой самоуверенностью, но близнецы всегда черпали смелость во взаимной поддержке.
– Конечно, это все знают, – сказал он.
– Вот именно, – подтвердил Джексон.
Лола посмотрела сначала на Пьеро, а потом перевела взгляд на Джексона. В семье Брайони миссис Толлис никогда не приходилось обращаться одновременно к обеим дочерям. Теперь Брайони поняла, как это делается.
– Вы будете участвовать в спектакле, а то получите по затрещине, после чего я все расскажу родителям, – пообещала она.
– Если ты дашь нам подзатыльники, то это мы все расскажем родителям.
– Вы будете участвовать в спектакле, или я расскажу родителям.
Несмотря на то что возможность наказания обсуждалась, это ничуть не снижало его опасности. Пьеро закусил нижнюю губу и стал сосать ее.
– Почему мы должны это делать? – В вопросе слышалась уступка.
Лола, взъерошив его мокрые волосы, объяснила:
– Помните, что говорили родители? Мы – гости в этом доме и должны быть… Какими мы должны быть? Ну, скажите. Какими мы должны быть?
– Пос-слушными, – дуэтом жалобно ответили близнецы, запнувшись на непривычном слове.
Повернувшись к Брайони, Лола улыбнулась:
– Пожалуйста, расскажи нам о своей пьесе.
Родители. Какая бы законная сила ни заключалась в этом существительном, она вот-вот должна была утратить свое значение, если уже не утратила, но пока это не стало общепризнанным фактом, требовалось соблюдать порядок и добиваться послушания, даже от самых маленьких. Брайони вдруг устыдилась того, что в своем эгоистическом порыве не дала себе труда предположить, будто ее кузены и кузина могут отказаться от участия в представлении «Злоключений Арабеллы». Но на их долю выпало пережить собственные злоключения, собственную катастрофу, и теперь, оказавшись гостями в ее доме, они чувствовали себя обязанными ей. А хуже всего, что Лола дала понять: она тоже будет участвовать в спектакле, пусть и через силу. Куинси, переживавшие не лучшие времена, еще и подвергались принуждению. Однако – Брайони с трудом старалась ухватить сложную мысль, обретавшую очертания у нее в голове, – не было ли здесь некой игры, не пыталась ли Лола, используя близнецов, довести до ее сведения что-то свое, враждебное и разрушительное? Будучи на два года младше, Брайони чувствовала уязвимость своего положения, тяжесть двухлетнего превосходства кузины, изящно давившей на нее, и собственная пьеса уже смущала ее и казалась жалкой.