Искатель - стр. 24
Бобби вновь надувается.
– Все нормально у меня с овцами. Они лучше, блить, коал. Лучше твоих паршивых колченогих…
Кел перестает обращать внимание. За столом у Марта качество разговора поменялось.
– Я поставил двадцатку, – говорит один из молодых ребят, и Кел узнаёт этот тон. Обиженный тон человека, собирающегося настаивать, даже если вечер из-за этого у всех сложится значительно сквернее необходимого, что он понятия не имеет, как эта трубка для крэка оказалась в кармане его штанов.
– Хорош, – говорит кто-то из приятелей Марта. – Двадцать пять ты ставил.
– Ты меня жухлом назвал?
Парню двадцать с чем-то, для фермера он слишком мягок и слишком бледен; пухлый, сальная темная челочка, над губой нечто, стремящееся рано или поздно стать усами. Кел замечал его и раньше пару раз – в дальнем углу, в компашке с другим молодняком из тех, кто пялится на секунду дольше нужного. Ни разу не потолковав с ним, Кел довольно уверенно мог бы перечислить немало разных фактов о нем.
– Никем я тебя не назову, если ты этот банк вернешь, – говорит приятель Марта.
– Не верну, бля. Все чин чином.
За спиной у Кела спор затих; затих и вистл. Осознание того, что он не вооружен, догоняет Кела яркой вспышкой адреналина. Этот парень из тех, кто способен таскать при себе “глок”, лишь бы самому себе казаться крутым гангстером, при этом понятия не имея, как пользоваться оружием. Секунда требуется на то, чтобы вспомнить, что здесь такое маловероятно.
– Ты слышал, как я сказал “двадцать”, – говорит пухляк своему дружку. – Давай, подтверди.
Дружок – тощий, большеногий, с торчащими зубами, из-за которых у него отвисает челюсть, а общий вид такой, будто он тут последний, кто понимает, что вообще произошло.
– Да я не расслышал, – говорит он, моргая. – Это ж всего пара фунтов[18], Дони.
– Жухлом меня никому звать нельзя, – произносит Дони. Взгляд у него делается бычий, и Келу это не нравится.
– А я буду, – сообщает ему Март. – Жухло. И сам знаешь, что ты даже хуже, ты, блить, жухло бездарное. И у младенчика вышло б лучше.
Дони отшвыривает свой табурет от стола, раскидывает руки, подзывает Марта.
– Урою. Давай.
Дейрдре испускает прочувствованный визг. Кел понятия не имеет, что предпринять, и от этого теряется еще больше. Дома он бы сейчас встал, после чего Дони либо угомонился бы, либо удалился – так или иначе. Здесь это вроде как не вариант – не потому что при Келе ни пушки, ни бляхи, а потому что он не знает, как в этих краях обходятся и есть ли у него право хоть что-то тут предпринимать. Его вновь охватывает ощущение легкости, словно он угнездился на краешке своего табурета, как птица. Ловит себя на мысли: пусть Дони попрет на Марта, и тогда станет ясно, что делать.