Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - стр. 30
– Курлычет. – Многозначительно проговорил Ной Фёдорович. После чего он отрывает свою голову от ящика, берётся руками за края крышки, и с видом человека знающего нечто, чего никто здесь не знает, и при этом это его знание высокого порядка знание, начинает открывать крышку ящика – а все, значит, не сводят с неё своего взгляда. Правда всё это длится только одно мгновение, и как только с помощью Ноя Фёдоровича крышка слегка приоткрыта, как из неё вдруг вырывается на свет, а затем взмахнув крыльями, взметается вверх, к потолку, нечто живое (вроде как птица). Да так резко, что все вокруг, в оторопи и в нервном волнении на лице, откидываются назад, к спинкам своих стульев. Откуда они в лицевом онемении не сводят взгляда с мечущегося из одного угла комнаты в другой голубя.
И только один человек из всей этой компании, – и это не трудно догадаться кто, – Ной Фёдорович не так взволнован, как все остальные. Нет, он, конечно, взволнован, но только по другому поводу. – Ну, говорите, не молчите! – начинает теребить своей взволнованностью людей за столом Ной Фёдорович. – Кто что видел? – А те только в ответ пожимают плечами, давая ему понять, что они вроде бы всё проморгали и ничего достойного упоминания не заметили. Что совсем неудивительно, когда этот голубь столь резв на подъёмный полёт.
И Ной Фёдорович, уразумев, что тут нужен индивидуальный подход, – ко всем сразу не имеет особого смысла обращаться, если хочешь выяснить для себя истину, – выбирает из этой компании людей самого бесхитростного и простодушного – человека страшной наружности, но зато без ненужных хитросплетений в голове, которые затуманивают взгляд – и обращается к нему. – Валтасар, ты что скажешь? Было что в клюве нашего голубка. – Этот страшный тип, к кому обратился Ной Фёдорович, назвав его Валтасаром (из чего начинают проясняться некоторые недоступные до этого момента вещи; по крайнем мере насчёт личности Валтасара, в точном случае, и личности Ноя Фёдоровича, по косвенным указаниям) хоть и польщён этой своей избранностью, но всё же несколько озадачен таким выбором себя, в качестве ответчика и человека обладающего лучшим зрением. И Валтасар, чувствуя особую ответственность за себя, ещё раз посмотрел в сторону голубя, присевшего на журнальный столик у стенки и чего-то там курлыкающего, почесал свой затылок и дал свой ответ. – Я не уверен, что что-то видел.
На что Ной Фёдорович, к некоторой обиде Валтасара, с досадой отмахивается от него рукой и переводит свой взгляд на рядом с ним сидящего человека, более пристойной и не такой дикой наружности, как у Валтасара, и спрашивает его. – А что на это скажет наш Альберт Нобилиевич. У вас как-никак глаз алмаз, и если бы не ваше особое мнение, которое вечно сбивает фокус вашего взгляда, то цены бы вам не было, Альберт Нобилиевич. – И, пожалуй, Ной Фёдорович поспешил посвящать в своё мнение о себе этого Альберта Нобилиевича, как сейчас нами выясняется, человека дюже обидчивого, хоть он и сам себе на уме (чего не должно быть, но вот с Альбертом Нобилиевичем и не такое ещё бывает).