Ирод Великий - стр. 15
Только уместно ли о таком министру говорить? Кабы воину великому, примпилу, легату… дабы знали, с кем дело имеют. Тут же совсем другая притча, тут молчать нужно, скромность и похвальную робость перед вельможами наизнатнейшими являя.
Глава 4
Не буду описывать тяготы пути. Дорога как дорога, уберегли боги от лихих людей, и на том спасибо. Да и что я – женщина или изнеженный аристократ, чтобы жаловаться на зной и песчаные бури, не редкостные в тех краях.
Впрочем, какое отношение все это имеет к радости, с которой я спешил на свое первое настоящее задание. Я торопил проводника, жалея, что на копытах наших ослов не растут крылья. Поначалу, когда мы только-только выехали из Иерусалима, я позволил себе кощунственно мечтать о разбойниках, в схватке с которыми мог бы проявить себя. Глупец, я еще пытался уговорить Криспина Марция отказаться от остановки на постоялом дворе, чтобы успеть пройти больший участок пути. К концу первого дня я настолько отбил себе задницу о неудобную ослиную спину, что начал заметно хромать. Тут же обнаружилось, к большему ужасу, что мне одинаково тяжело идти пешком и ехать верхом, так как собственные шаги и толчки отвратительного животного доставляли мне почти нестерпимую боль. На привале я обнаружил, что могу лежать только на животе или в лучшем случае на боку, но самое страшное началось на второй день, когда я кое-как забрался на спину осла, и наш небольшой караван тронулся.
Какие разбойники? Да попадись они на нашем пути, я не сумел бы провести ни одного из тех замечательных хитрых ударов, которым обучал нас учитель Максимин Македона.
Идумея… о, об этой замечательной стране хочется рассказать отдельно. Вначале я не поверил, что мы наконец прибыли на место, решив, что это очередное, причем беднейшее поселение, которые уже встречались на нашем пути. Ну, знаете, такие белые, лишенные каких-либо признаков красоты короба без окон и с постоянно раззявленными ртами ворот и дверей. Пыль, жара, запахи ослиной и верблюжьей мочи, закутанные от макушки до пят женщины…
Идумея поразила своей отличной от иудейских деревень, которые мы проезжали, в высшей мере хаотичной застройкой, которую добрейший Криспин Марций отчего-то именовал архитектурой. Если в пустыне дома лепятся к какой-нибудь горе или холму, сосредотачиваются вокруг редких колодцев и чахлой растительности, то Идумея представляла собой некий горный рельеф, на котором ни один здравомыслящий архитектор ни за что не стал бы строить даже самый крохотный дом, не выровняв предварительно строительную площадку. Дома в Идумее часто прилеплялись к холмам наподобие ласточкиных гнезд, причем дом мог иметь не четыре, а три или даже две стены, потому что ему так сподручнее зацепиться за кусок скалы или втиснуться в холм. Я видел дома-норы, имевшие разветвленные ходы и подземные сообщения с другими подземными домами, назначения которых я не понимал. Привыкшие жить где-то чуть выше Тартара, в котором то и дело происходит возня и злобные демоны раскачивают и без того ненадежную земную твердь, идумеи даже не пытались построить дома свыше одного этажа. Точнее, как выяснилось, дома о двух этажах и более у них присутствуют. Но только по странной прихоти местных жителей растут они не к небу, а под землю, выставляя на поверхность лишь жалкие подобия человеческого жилья. Простершись на горбатом хребте земли, Идумея пытается выжить, впиваясь в нее крепкими когтями. И когда землю били конвульсии и рушились виллы вельмож, подземные дома идумеев выстаивали, сохраняя жизни своих владельцев. Заваливало камнями один из входов, чудные землеройки выбирались на свет божий из других.